Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья

— Охраняйте крепость, — невозмутимо сказал им ярл. — Нам еще предстоит сюда вернуться. Кто знает, может, потом мы захотим обосноваться в этих краях?

Иллуги Воронье Перо не ответил ни слова, хотя и без того длинное лицо его вытянулось еще сильнее, а глаза поблекли. Бывалого хирдманна утешало только одно: в братстве Волков Одина все имели равные права на добычу, независимо от участия в боевых схватках.

— Повезло же тебе, Иллуги, — не преминул подтрунить над ним Гудред Ледяной Тролль. — Еще переживешь нас всех.

Воронье Перо посмотрел на него почти ненавидящим взглядом и отвернулся.

Воинов и траллов ярл разделил на три отряда, приказав тащить драконы к реке. Кривичи оказались на головном судне ярла «Змей Волн». Помимо него в речной путь отправлялись «Рука Победы», где главным был Хегни Острие Копья, и «Волк Бури» во главе с Дагом Угрюмым.

Рогдаю впервые довелось волочить на своих плечах столь непомерно тяжелую ношу, которая сгибала его в три погибели. Приходилось прикладывать просто неимоверные усилия, чтобы переставлять ноги, а сзади неслись сердитые окрики здоровил-урман. Плечи и спина горели, словно объятые огнем.

Когда добрались до береговой отмели, Хегни распорядился поставить ладью и спустить ее на воду. У Рогдая появилось возможность на миг распрямить спину и размять кости. Но на него снова закричали, заставляя толкать исполинский струг. Ноги увязли в береговом песке, поясница заныла. Когда нос лодьи взрезал водную синь, все урмане резво забрались в нее по бортам. Мерянин отстал, и если бы не беловласый парень с озорными зелеными глазами, который протянул ему руку, неминуемо свалился бы с крутых боков морского коня.

— Тойво, — назвал себя незнакомец, улыбнувшись Рогдаю, переводившему дух на досках судового настила. Мерянин догадался, что это фин.

Заскрипели снасти, зашевелились ало-белые паруса. Вестовые встали на носу лодий, рулевые — на корме, а большинство хирдманнов сели на весла в середине судов. Плавание началось. Рогдаю случалось всего пару раз бывать на Великой Реке. Он больше слышал о ее могучем течении и тяжелых волнах. Теперь же мерянин мог воочию лицезреть всю красоту этого грозного водного потока, стремящего через бесчисленные земли, покрытые лесами, равнинами и косогорами.

Суда разрезали тяжелую сизую гладь. Они шли ровно под мерный стук весел, поднимавшихся и опускавшихся одновременно. На «Руке Победы» их было по тридцать с каждой стороны — трехсаженевые, вставленные в узкие уключины, над каждой из которых на твердой планке висел черный, желтый или белый щит. Слаженность гребцов поражала. Рогдай перебрался на корму, где было место для слуг и финских стрелков, и разместился на сосновых половицах возле ковшей и ведр для вычерпывания воды.

Он видел, как Хегни Острие Копья орудует широченным кормовым веслом, больше похожим на лопату, прикрепленным ремнем к деревянной колоде снаружи лодьи. Могучий урманин сопел, сузив глаза, но ни на миг не прекращал работы. Траллы старались держаться от него подальше.

А прямо над парусом сновали голодные чайки, рассыпая вокруг себя несносный галдеж. Их становилось все больше и порой они закрывали небо густой россыпью своих белых тел.

— Эй вы! — рявкнул Хегни финам своим скрипучим голосом. — Непутевые охотники на оленей! Подстрелите-ка парочку этих наглых тварей.

К удивлению Рогдая, смысл слов рулевого оказался ему понятен. Он увидел, как светлоголовые стрелки, одетые в рубахи из сыромятной кожи, вмиг оживились и начали сбивать птиц тонкими оперенными стрелами. Про себя мерянин похвалил их за точность, потому как каждый выстрел достигал цели. Подняв еще больший гам, чайки стали испуганно разлетаться в сторону. Одна бухнулась прямо в ноги к Рогдаю — стрела пробуравила ее грудку навылет. Урманин в заднем ряду обернулся.

— Вот тебе и обед, — загоготал он.

Лодьи шли друг за другом, первой — «Змей Волн», за ним — «Рука Победы», и замыкал строй «Волк Бури». Ветер крепчал, поднимая тяжелые буруны. Воздух похолодел. Уже скоро всех слуг подняли на ноги, велев обносить гребцов питьевой водой. Рогдаю тоже дали ведерко и ковш, которым нужно было зачерпывать столько воды, сколько просили урмане для утоления жажды.

По обеим берегам реки сгустились темные, непросветные кущи лесов. Они тянулись нескончаемой чередой, заставляя воинов хмурить брови.

— Даже в Бьярмаланде нет таких дремучих чащоб без конца и края, — заговорил Альв Бешеный, обращаясь к Энунду. — Как здесь живут люди?

— Кто его знает? — отозвался Раздвоенная Секира. — Ты вот привычен к голым скалам, где гуляет ветер, а редкие деревья растут среди камней. Гарды любят леса и сроднились с ними. Я слышал, они поклоняются своим лесам, как божествам, и те оберегают их от врагов.

— Как же можно поклоняться лесу? — захлопал глазами Торольв Огненный Бык.

— Это потому, что леса здесь живые и очень могущественные, — Энунд говорил со знанием дела. — Им ничего не стоит погубить человека или спасти его. Могут обратить даже в медведя или в лося. Верно, Рогдай?

Молодой хирдманн обернулся к мерянину, который в этот момент поил Агнара Земляную Бороду. Рогдай впервые ощутил на себе такое внимание со стороны Волков Одина и даже смутился.

— Так и есть, — ответил он по-словенски, когда понял, о чем его спрашивают. — Боголесье правит судьбами всех людей и зверей. Если его правильно понимать, оно дарует силу и мудрость.

— Вспомните Страну Финов, — заметил Сельви Трехцветный, воин со сломанным носом, в бороде которого уживались русые, рыжие и седые пряди. — Там все, кто живет в глуби нетронутых чащ — маги и кудесники. Это оттого, что в них вселяются лесные духи.

— Точно! — прогремел Торольв. — Во времена похода Ванланди-конунга, сына Свейгдира, на финов, все эти лесные дикари применяли сейд. Они создавали мерзких тварей из своей слюны, лишали разума игрой на своих дудках, сжигали взглядом паруса. Ведьма Хульд в конце концов извела конунга, проникнув в его сон и там его удушив.

Хирдманны дружно запыхтели. Все они слышали об этой давней истории.

— О финах-колдунах могу сказать одно, — решил нарушить свое молчание Агнар Земляная Борода. — Все они — потомки Вейнемунга [61] Вейнемунг — Вяйнямейнен, финский мудрец и чародей , древнего жреца и рунознатца. Фины почитают его, как мы Одина.

— Это тот, кто проник в страну Мрака и Тумана и пробудил из могилы мертвого великана, чтобы получить от него магическое знание? — спросил Энунд.

— Он самый, — подтвердил Агнар. — Вещий старик, которому было подвластно все в земле Озер и Больших Камней.

Среди хирдманнов установилось молчание. Братья с легким напряжением продолжали разглядывать гардские берега.