Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья

Черноглава осторожно тронула Энунда за руку. Сын Торна Белого поднял на нее глаза.

— Выходит, права была твоя мать? — выговорил он, с трудом ворочая языком. Губы его пересохли.

— Пойдем, — тихо сказала девушка. — Не нужно долго здесь сидеть. Жар-Ручей — источник, отмыкающий врата знания, но само знание — не в ручье. Оно — в сердце твоем. Только сердце человека — тот чудородный чертог, в котором нет тайн меж Сваргой Лучистой и Матерью Сырой Землей. То место, где ты сам можешь говорить с богами и не отделять тебя от их деяний. Око Всеведания, Сила Прави, Огонь Вечности — это то, чем каждый из нас владеет изначально, по праву рождения. Священные омуты, камни и дерева — лишь подспорья наши на пути, не поводыри. Самосиянный Свет — внутри. Сегодня ты прикоснулся к этой истине. Не дозволяй маяте вещей вновь утащить тебя в водоворот хаоса.

— Я подумаю над твоими словами, — пообещал Энунд. — Но не сейчас. Нужно немедля вернуться в стан и предупредить ярла о коварстве Сбыслава. Веди меня к дому.

— Пошли, — согласилась Черноглава, поворачиваясь к ольховнику.

Они быстро миновали поляну и зашагали среди пахучих густолистых деревьев. Неожиданно слуха Энунда коснулся звон железа. За ним последовали приглушенные, ритмичные возгласы и деревянные постуки.

— Что встал? — девушка потянула молодого хирдманна за рукав. — Нам не след ноне мешкать.

— Погоди, — Энунд огляделся по сторонам. — Что там за звуки?

— Сестрицы мои упражняются, — ответила Черноглава. — Ратный Круг тут, у ополья рощи.

— Могу я на него взглянуть? — казалось, молодой хирдманн уже позабыл обо все на свете. Желание увидеть боевые забавы гардских ратоборок пересилили беспокойство за свою судьбу и будущее Братьев.

— Экий ты легкомысленный, — покачала головой девушка.

— Всего одним глазком, — настаивал Энунд.

— Что ж, только близко не подходи, — нехотя согласилась Черноглава.

Она провела его неприметными тропками к вытоптанной луговине где-то на самой дальней окраине ольховника. Первым, что узрил сын Торна Белого, был круг из двенадцати вбитых в землю копий. За ним лежали разложенные непонятной фигурой, похожей на восьмиконечный крест, круглые щиты с острыми умбонами. Между этих щитов двигались, вращаясь и прыгая, две проворные девушки, одетые в легкие кожаные доспехи. Одна крутила в руках короткую палку с длинной цепью, к которой был подвешен увесистый шар. Энунд уже слышал об этом необычном гардском оружии, называемом кистенем, но воочию видел его впервые. Обращение с ним требовало изрядной искуссности и ловкости, так как любое неверное движение грозило причинить ущерб своему владельцу. Но синеглазая девушка с туго стянутой русой косой — легкая, гибкая, стройная — без всякого усилия выписывала железным шаром на цепи круги и овалы, наседая на поединщицу. Вторая ратоборка — рыжевласая, зеленоглазая — уклонялась от этих выпадов или парировала их легкими двойными секирами.

Энунд залюбовался увлекательным боевым танцем, в котором было что-то магическое. Девушки двигались столь грациозно и уверенно, что в действиях их нельзя было найти ни одного изъяна. Ноги их перелетали через щиты или перебегали вдоль их краев, не оступаясь и не замедляясь ни на мгновение. Было видно, что ратоборки хорошо чувствуют и свое тело, и оружие, которым владеют.

Внезапно светловласая девушка, разорвав дистацию прыжком назад, остановилась и повернула голову в сторону Энунда. Молодой хирдманн стоял недвижимо в десятке шагов от Ратного Круга. Он встретился взглядом с бездонными глазами гардской воительницы — и утонул в них без остатка. Сын Торна Белого никогда еще не встречал девушки столь совершенной красоты. Несмотря на то, что многочисленные походы давно приучили его относиться к женщинам, как к простому средству удовлетворения мужских потребностей, сейчас он был поражен в самое сердце. Перед ним предстало существо из другого мира — валькирия, спустившаяся на землю смертных из золотых чертогов Асгарда.

— Кто с тобой, Черноглава? — окликнула красавица спутницу Энунда.

— Ратник из пришлых, — молвила Черноглава. — Гостит у нас со товарищами. Матушка к ручью его велела сводить, назад возвращаемся.

Светловласая ратоборка с любопытством изучала молодого хирдманна.

— Как звать тебя, воин? — спросила напрямик.

— Энунд, сын Торна Белого, — с трудом выговорил тот, ощутив неожиданную робость.

— Я Любава, — назвалась красавица. — А это — Зоремила.

— Вы дочки Рыси? — осведомился он.

Любава звонко рассмеялась.

— Дочки, — кивнула она.

Энунду очень хотелось что-то еще сказать, но он не мог выдавить из себя ни звука. Так и стоял, приоткрыв рот, чем вызвал еще большее веселье девушек.

— Что замер, как столб? — обратилась к нему Зоремила. — Али языка лишился от удивления? Небось, у тебя на родине девицы оружием не бренчат.

— И то верно, — через силу согласился молодой хирдманн. — Нет у нас такого обычая. Женщине положено за кровом следить и детей рожать. Война — мужское дело.

— Это отчего же так? — возмутилась Зоремила.

— Ну… — Энунд потупился. — Жизнь у нас суровая. Зима долгая. Женщина должна припасы делать, чтобы прокормить большую семью, травы сушить и настои варить, чтобы врачевать раны. Пока мужчины в походах — она главная в доме. Бывает, двенадцати лет от роду девушка идет под венец, чтобы стать опорой воину.

— Это, выходит, чтобы вы могли по чужим землям вволю бродяжничать, да в лихости друг с другом состязаться, женщины трудиться должны, не покладая рук? — брови Любавы взлетели вверх от негодования.

— Таковы наши законы, — пробормотал Энунд извиняющимся тоном.

— Хороши законы! — фыркнула Зоремила. — Хвала нашим премудрым Пращурам за то, что в землях родов словенских иной закон. От Матери Сва, Славуни-Защитницы, обычай край свой боронить приняли и крепко тем обычаем стоим на страже родной стороны. Так наши предки завещали, кои суть — боги отчие. Так и нашим потомкам от нас завещано будет во благо всех колен Сварожьих.

— Я не хотел вас обидеть, девы-воительницы, — поспешил сказать Энунд.

— Ишь, чего выдумал! — Любава покачала головой. — Мы себя в обиду никому не дадим.

— До чего же вы бойкие, — отдал должное молодой хирдманн с восхищением. — Воистину, пламенные Повелительницы Битв.

Про себя он отметил, что именно так и представлял себе небесных воительниц Одина. И если Зоремила напоминала ему строгую и непреклонную Рандгрид, то Любава — дивноокую и пленительную Сигрдриву.

— Без бойкости у нас не проживешь, — недружелюбно усмехнувшись, бросила Зоремила. — Когда столько заморских охотников до поживы по земле нашей бродит.

Энунд сделал вид, что не заметил этого язвительного высказывания.