Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Иван Осипович частенько и сам появлялся на приёмах у Собаньской. Живой, пылкий, необычайно стремительный, мастер лёгкого, игривого, двусмысленного, но зато искромётного разговора, он очень бывал к месту на салонных игрищах, устраиваемых его наложницею и верным агентом.

Когда же Витт по каким-либо причинам не мог явиться, то непременно присылал своих адъютантов – Чирковича и Бунакова. Они потом давали ему свои отчёты.

Интересно, что Каролина с обоими этими адъютантами находилась в любовной связи (за Чирковича она впоследствии вышла замуж), причём по наущению никого иного, как прямого своего покровителя.

Витт хотел, чтобы Каролина узнавала у его адъютантов об их действительных настроениях, убеждениях, и об их истинном отношении к нему, Витту и к государю. Со всем этим Каролина превосходно справлялась. Узнавала.

Так что салон Собаньской, со всеми его двумя отделениями, превосходнейшим образом служил услаждению, просвещению публики, а главное – усилению безопасности Российской империи.

Все подозрительные в политическом отношении личности, появлявшиеся в Одессе, становились гостями Каролины и её обязательными жертвами. Буквально ни один не смог устоять пред её чарами.

Между прочим, довольно часто посещал утренние и вечерние собрания у Собаньской граф Александр Потоцкий, брат Витта по матери его.

Судя по всему, Александру Потоцкому ужасно нравилась и сама Каролина (таял пред нею, как свечка) и всё, что она устраивала у себя. Сам же он был блестящим собеседником и тоже пришёлся ко двору.

Собаньская беседовала с ним подолгу и в самой разной обстановке – от парадной залы до своего будуара. Она осталась чрезвычайно довольна графом: он сообщил массу такого, что должно было в высшей степени заинтересовать графа. Оказалось, что Потоцкий ненавидит государя Александра Павловича, скорбит о том, что родина его потеряла независимость свою и т. д.

Каролина обо всём сообщила Витту, и её прогноз совершенно оправдался – впоследствии Александр Потоцкий участвовал в польском восстании 1830-31 годов, бежал за пределы российской империи, и все громадные имения его были конфискованы.

Вот поразительно яркий мемуарный фрагмент, довольно точно, судя по всему, рисующий исключительное положение Каролины в одесском обществе и в целом в Новороссийском крае: «Мне случалось видеть в гостиных, как, не обращая внимания и на строгие взгляды, и глухо шумящий женский ропот негодования, с поднятой головой она быстро шла мимо всех прямо не к последнему месту, на которое садилась, ну право, как бы королева на трон. Много в этом случае помогали ей необыкновенная смелость (ныне я назвал бы это наглостию) и высокое светское образование».

Из Одессы – в Вознесенск

1823–1825 годы

Янек, любимый мой!

Ты и представить себе не можешь, кто вчера заглянул на вечернее собрание моего салона!

Сам полковник Пестель пожаловал! Собственною персоною. Я была и изумлена и счастлива. В самом деле, удача редкостная, как мне кажется.

Привёл Пестеля граф Густав Олизар, стихотворец, политикан и чрезвычайно усердный посетитель моих вечеров, и, наконец, с некоторых пор мой поклонник.

Полковник, ничуть не таясь, тут же стал клеймить российского императора нынешнего. Представляешь?

Речи его были гневны, неприкрыты, и тем страшны, но при этом совершенно спокойны. Это было или безрассудство или тщательно продуманной провокациею. Подозреваю всё же последнее.

Пестель, как известно, всегда действует только по плану, и никогда по наитию. Но зачем ему тогда вдруг понадобилось при всех государя хаять? Он ведь не поляк, несущийся, словно закусивший удила конь, а немец, знающий лишь одну магию – магию расчета. Или полковник решил, что в моём салоне он находится среди своих? О! Это было бы весьма и весьма соблазнительно – как полагаешь?

Атмосфера на моих собраниях, как ты знаешь, весьма вольная. Но Пестель был настолько резок, что все присутствовавшие испуганно сникли, но это, правда, только поначалу. Постепенно стали слушать и многие даже соглашаться.

Но вот что особенно интересно.

Полковник о тебе открыто отзывался с большим и нескрываемым почтением, которое на всех присутствовавших произвело впечатление самой несомненной искренности. Однако это не всё.

К концу вечера Пестель подошёл вдруг ко мне, наклонился, что заставило ревнивого Олизара вздрогнуть, и шепнул мне на ушко, так чтобы никто не слышал: «Прелестная Каролина, имейте в виду: я очень рассчитываю на графа Ивана Осиповича и его кавалерийский корпус».

Я так и обомлела, милый, но виду не подала. Ясное дело, он сказал мне это для передачи самолично тебе. Вот и передаю, родной мой.

Да, как я успела увидеть, сей граф Олизар с Пестелем очень даже хороши, а он ведь (то бишь Олизар) есть член польского Патриотического общества, хоть и не из самых главных заправил. Зато граф даёт деньги на заговор, ежели только верить собственному его признанию, которое он сделал мне.

Не прихвастнул ли? Может быть, и так. Но что некоторые польские магнаты, являющиеся верноподданными российского императора, дают деньги на заговор, и немалые, сие несомненно, я думаю.

Милый, выводов не делаю – это ведь твоя прямая прерогатива. Я лишь сообщаю то, непосредственной свидетельницей или слушательницей чего вдруг – или совсем не вдруг – оказываюсь.

То, что Олизар и Пестель приятельствуют – видела и слышала собственными глазами и ушами, у себя же в салоне. Но только не думаю, что граф способен оказывать на полковника сколько-нибудь существенное влияние: Пестель слишком уж высокого мнения о себе самом, чуть ли не Бонапартом себя почитает (надо же!), и поляку, да ещё стихотворцу при этом, ни за что не поддастся.

Да что это я объясняю тебе – прости, милый! Заболталась я что-то. Ты же и сам всё это понимаешь, а Пестеля-то знаешь ещё поболе меня.

В общем, Пестель и Олизар, заговорщик русский и заговорщик польский, – явные и несомненные приятели. Сие есть факт совершенно очевидный. Имей это в виду.

Приезжай, родной мой. Я соскучилась по тебе просто ужасно, немыслимо. Хоть чуть забудь о поселениях, вспомни и обо мне, столь страждущей без тебя.

Нахожусь вся в ожидании невероятных твоих ласок и несказанной нежности твоей.

Неизменно обожающая тебя,

бесконечно преданная тебе,

верная, любящая…

И вообще твоя