Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Даниил никого не замечал. Будто и нет никого вокруг, а только Анна, ощущал ее возле себя, чувствовал прикосновение ее локтя. А она стояла вся в белом, как легкое белоснежное облачко.

После венчанья Даниила с Анной вывели на крыльцо. Он посмотрел вокруг. Стоял ясный зимний день. Снег лежал на крышах теремов и церквей.

В гридницах и светлицах расположились званые гости — бояре. А на подворье горожане да смерды толпились возле бочек с медом.

— Пей, Твердохлеб! Сначала тебя плетью по голове угостили, а теперь губы медом помажут, — лукаво подмигнул Теодосий.

Твердохлеб кивнул головой.

— Правда… Меду — корец, а горя — и в мешок не вместишь.

Микула и Кирилл ходят возле терема, стучат сапогами, чтоб согреться. Холодно на дворе. Серое небо нависло над Галичем, который уж день солнца не видно. Снегу насыпало много, и слуги возятся, прочищая дорожки. К Микуле и Кириллу подошел дружинник из Владимира.

— А что твой боярин привез князю? — обратился Кирилл к дружиннику. От холода он то поднимал, то опускал плечи, размахивая руками.

— А он не сказывал мне! — огрызнулся дружинник.

— Видать, твоя мать, когда тебя родила, была сердитой на отца, — скороговоркой выпалил Кирилл.

— А ты почто прицепился ко мне? Иди к боярину да и спрашивай его.

— Был я во Владимире, а такого лешего не видел, — мотнул головой Кирилл и подмигнул Микуле. — Ты к нему по-людски, а он по-волчьи.

— А ты во Владимире был? — смягчился дружинник.

— Не веришь?

— Да кто вас тут разберет! И из Новгорода приехали, и галицкие крамольники шныряют — разве у тебя на лбу написано!

— А ежели из Новгорода, так разве и не люди? — вставил Микула.

— А я ничего и не говорю про них. Я про тех крамольников проклятых галицких, которые супротив князя Данилы идут.

Все трое топтались, грелись. Кирилл снова не выдержал и уже ласковее спросил дружинника:

— Так почто ж вас в такую метель принесло в Галич?

Дружинник оглянулся и таинственно прошептал:

— Приехали сказать, что уже из Угровска во владимирские оселища польские воеводы заглядывают. Пронюхали, что Данило сюда выехал.

Мстислав сидел и сосредоточенно глядел в окно, а Даниил стоял возле него. Уже давно молчит Мстислав, и Даниил снова начинает:

— Я поеду, а ты сиди в Галиче. Меня Волынь зовет, я тут засиделся. Надлежит мне родительскую вотчину собрать воедино.

— Поедешь — значит, с Лешком воевать надо.

— И буду воевать. Время для меня выгодное. Поссорился Лешко с королем угорским, один он теперь.

— Езжай, — медленно сказал Мстислав и потом добавил: — А ежели тяжко будет, шли ко мне гонцов.

— Не буду слать, сам повоюю, Галич оставлять нельзя — снова Бенедикт придет.

— А войска у тебя хватит?

— Хватит. Со мной тут дружина немалая, да Дмитрий собирает еще одну во Владимире, да воинов-смердов скликать я повелел. Боярин у меня сидит, из Владимира приехал сегодня. Мирослав просит, чтобы я с Васильком ехал быстрее, пока еще морозы стоят и дороги не испортились.

— Благословляю, Данило, на подвиг ратный. — Мстислав положил руку на голову зятя, Даниил склонился перед ним. — Микулу возьми. Просится он к тебе.

— Я и хотел про Микулу говорить.

— Возьми. Хороший сотский будет… Врагов вынюхивать умеет. Будет твоей правой рукой.

На подворье Микула и Кирилл ожидали Даниила.

— Поедем. Завтра тронемся, а сейчас зайдем ко мне, поведаю, что делать вам надлежит. Ну, Микула, князь Мстислав отпустил тебя, — весело сказал Даниил, появившись на пороге.

На лице Микулы засияла улыбка.

— Спасибо, княже!

В княжьей горнице у окна сидела Анна и вышивала рубашку Даниилу. Он подошел к ней:

— Иди, Анна, к себе в светелку, а я с мужами храбрыми советоваться буду.

Взял ее за руку и ласково провел в сени.

Пригласил к столу Микулу и Кирилла.

— Садитесь, о делах наших речь поведем. Сами теперь воевать будем, я вас поведу. Да не с пустыми руками ехать нам надобно, оружия для войска вельми много понадобится. Ты, Микула, сотским будешь, Дмитрию в подмогу. А ты, Кирилл, на время сие ключником будешь, хотя и осерчал, что из монастыря тебя вырвал я. И в Божьем доме ты надобен, да и в походе не меньше пользы от тебя. Не забывай: не сдержим врага оружием — и в монастыре не усидеть. Сейчас на Подгородье к ковачам идите. Мирослав велел им оружие делать. У ковача Смеливца мечи забрать — уже давно для нас готовит. Еще в кузнице у пристани сулицы посмотрите. Все оружие на возы, с собой повезем. Деньги у тиуна нашего возьмешь, Кирилл. Ты, Микула, сам мечи пробуй, чтобы не обманули ковачи.

Во все мелочи вникал Даниил. Впервые готовился он в поход и сам обо всем заботился, сам войско снаряжал.

Давно уже ждала его Анна и обедать без него не садилась. А Даниил, отпустив Кирилла и Микулу, зашел еще к Семену Олуевичу и приказал ему дружину в поход готовить, вместе с ним ходил на конюшни, коней проверить.

Микула ругал вратаря за то, что он медленно поворачивался.

— Спускай мост для нас, медведь косолапый, в Подгородье надобно быстрее!

— Подожди! Не буду спускать мост, пока сотский не придет, — ворчал вратарь. — Тебе что, неведомо повеленье князя Мстислава? Сурово настращал он: заходит солнце — мост поднимай. К сотскому иди, а сам я не волен. Сотский вон в той избе сидит.

— Держи коней, Кирилл, а я пойду сотского за бока брать, — недовольно буркнул Микула и направился к длинному низкому строению.

То была истба, истобка — большой дом, в котором после походов временно останавливались дружинники.

Микула застучал ногами в дверь. За дверью откликнулись.

— Мне сотский нужен! — властным голосом крикнул Микула.

Дверь заскрипела, открылась. Но Микула ничего не мог разглядеть, ибо в доме, так же как и на улице, было темно. Лишь по голосу он узнал знакомого сотского новгородца, и тот велел вратарю не задерживать гонцов.

— Да нам недалече, какие мы гонцы! Нам только в Подгородье, вовсе рядом, а перелететь не можем — крыльев нету, — пошутил Микула.

Вратарь не торопился, долго еще что-то откручивал, и наконец мост опустился на свое место.

Всадники осторожно шли по мосту, ведя коней в поводу, и когда очутились на противоположном берегу, вскочили в седла, помчались по улицам Подгородья.

— Темно, как под землей, — ворчал Микула.

На улицах было тихо, только откуда-то издалека доносилось пение. Слов песни разобрать было невозможно.

— Про ладу поют, — промолвил Кирилл.

— А тебе завидно? Сам бы к ним побежал, — засмеялся Микула.

Возле двора Смеливца остановились и привязали коней. Микула долго разыскивал дверь и от нетерпения начал кричать:

— Есть ли кто живой?

Из хаты послышался женский голос.

— Идите сюда! — позвала их Татьяна.