Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

Найти квартиру на тихой безлюдной улице не представляло никаких затруднений. Дворцовая ливрея была куплена и передана девушке, и Филипп обратился к ней:

— Добрая девушка, не могу выразить вам словами своей благодарности. Вы рисковали своей жизнью. Ваше доброе дело не останется без награды.

— Мне не нужно никакой награды, — ответила она, — я об этом совсем не думала.

— Знаю, — ответил Филипп. — Скажите, как вас зовут?

— Анна Риоль, сударь.

— Так вот, Анна, в этом кошельке пятьдесят крон. Это все, что я могу дать вам теперь. Но будьте уверены, что графиня де Лаваль при первой возможности пошлет вам сумму, которая будет для вас хорошим приданым, когда вы найдете себе жениха.

В назначенное время Филипп и Пьер стояли в нескольких шагах от подъезда дворцовой прислуги, а вскоре из него показались мужчина и девушка. Затем девушка, смеясь, простилась и ушла обратно во дворец, а мужчина вышел один на площадь. Он сделал несколько торопливых шагов и споткнулся, но Филипп подбежал к нему и схватил его под руку.

— Ты подоспел вовремя, Филипп, — сказал Франсуа, слабо улыбнувшись. — Я слабее, чем думал, и свежий воздух слишком сильно подействовал на меня. Какая хорошая девушка! Я обязан ей жизнью. Хорошо, что ты приехал за мной, Филипп; ты всегда выручал меня из беды! Благодарю и тебя, Пьер. Но далеко ли нам идти? Предупреждаю, что у меня совсем нет сил.

Несмотря на то, что Франсуа дали для подкрепления хорошего вина и вели его всю дорогу под руки, он дошел до квартиры совсем обессиленный. Раны его перевязали более искусным образом и затем были приняты все меры для восстановления его здоровья.

Через неделю Филипп решил ехать обратно. Переодетые крестьянами, они вышли незаметно из ворот дома, где жили.

В лесу Филипп и Пьер нашли свои платья нетронутыми, помогли Франсуа также надеть другой костюм, а затем, оставив его, пошли в гостиницу за своими лошадьми. Купив у хозяина еще одну лошадь, они вернулись к Франсуа.

Сначала они ехали медленно, увеличивая постепенно переезды по мере восстановления сил молодого графа, и стали торопиться только под конец, чтобы поспеть в Ла-Рошель раньше, чем город осадит маршал Бирон.

Они приехали в Ла-Рошель вечером и тотчас отправились в дом Бертрама. Филипп пошел наверх, уговорив Франсуа подниматься не торопясь, чтобы успеть предупредить графиню.

Графиня и Клара, обе в глубоком трауре, сидели в гостиной с дочерью Бертрама. Филипп нежно и радостно поздоровался с ними.

— Мы с Кларой очень беспокоились о тебе, Филипп, — сказала графиня. — Успешно ли исполнил ты поручение?

Да, тетя, так успешно, как я и не надеялся. Но я должен просить у вас прощения за то, что обманул вас.

— Обманул меня, Филипп! Как же?

— Мое поручение было только предлогом, а на самом деле мы с Пьером побывали в Париже.

Графиня вскрикнула от радости.

— В Париже! И ты говоришь, что поручение исполнил успешно! Что же ты узнал?

— Я нашел его, тетя.

— Хвала Творцу, Он милостив ко мне! — воскликнула графиня и, рыдая, бросилась на грудь Филиппа.

То были первые ее слезы после известия о Варфоломеевской ночи.

— Ободритесь, тетя! — шепнул Филипп и кивнул Кларе головой по направлению к двери.

Клара поняла его и отворила дверь. В комнату тихо вошел Франсуа.

— Мама! — произнес он через силу, и в следующую минуту графиня бросилась с криком радости в его объятия.

На следующий же день королевская армия прибыла к городу и тотчас начала осаду. С маршалом Бироном прибыли герцоги Анжуйский и Алансонский: короля Наваррского и принца Конде также заставили сопровождать его.

Осада шла вяло. Укрепления были сильны и гугеноты не только отражали все приступы, но и наносили большие потери осаждавшим своими смелыми вылазками.

К удивлению осажденных, в лагерь католиков приехал граф де ла Ну с поручением от короля. После сдачи Монса он находился в плену у герцога Альбы и благодаря этому избежал гибели в ночь святого Варфоломея. Во Францию его отпустили под честное слово, с тем, чтобы он доставил назначенный за него выкуп. Король, мучимый угрызениями совести, предложил ему поехать в Ла-Рошель и постараться прекратить военные действия; при этом он уполномочил его сделать гугенотам большие уступки и назначил его губернатором города. Де ла Ну волей-неволей принял это поручение, но с тем условием, чтобы его не обязывали склонять гугенотов к сдаче города, пока им не будут даны гарантии мира и безопасности.

Действия де ла Ну приняли в Ла-Рошели как измену делу гугенотов, и ему не дозволили даже войти в город. После некоторых переговоров власти Ла-Рошели согласились на свидание с ним вне города, но оно не повело ни к чему.

Однако переговоры возобновились через несколько дней. Граф говорил, что у гугенотов нет надежды силой одолеть целую Францию, и что лучше согласиться на мир, чем быть к нему вынужденным; но горожане не считали возможным удовольствоваться только теми гарантиями, которые графу дал король. Убедившись, что де ла Ну по-прежнему верен их делу, граждане приняли его как королевского губернатора Ла-Рошели, с условием, чтобы с ним не входили королевские войска.

Но и после этого переговоры не дали желаемого результата, осада возобновилась, но теперь во главе защитников стал опытный вождь де ла Ну.

Немалой помощью для осажденных служило и то, что многие в католической армии сражались только по чувству долга и были глубоко возмущены событиями Варфоломеевской ночи. И когда Муревель, убийца де Муя, покушавшийся также на убийство адмирала, приехал в лагерь с герцогом Анжуйским, то с ним никто не хотел ни говорить, ни даже идти или стоять рядом, так что герцог вынужден был дать ему назначение в отдаленное приморское укрепление. Герцог Алансонский, совершенно не сочувствовавший событиям Варфоломеевской ночи и к тому же завидовавший герцогу Анжуйскому, задумывал перейти на сторону гугенотов. Король Наваррский, принц Конде и все бывшие с ними также стремились уйти из лагеря, и их приходилось внимательно стеречь. Тем временем де ла Ну, вождь осажденных, свободно посещал враждебный лагерь и старался склонить воюющих к соглашению.

Де ла Ну очень обрадовался, найдя Франсуа и Филиппа в Ла-Рошели, — он их считал погибшими в Варфоломеевскую ночь. В королевском лагере он узнал, что погибшею вместе с отцом считалась и девица де Валькур и что поместья ее уже подарены королем одному из его любимцев.

— Если наше дело восторжествует, — говорил он, — то король, вероятно, возвратит ей часть поместий, но в этом случае он пожелает распорядиться ее замужеством.

Ни я, ни она не заботимся об этих поместьях, — ответил Филипп. — Мы скоро обвенчаемся и уедем в Англию, хотя бы пришлось пробиваться через весь королевский флот, блокирующий город.