Анатолий Домбровский - Платон, сын Аполлона

Молчавший всё это время Критон воспользовался наступившей паузой и сказал:

— Теперь мы, пожалуй, можем разделить его жизнь на ту, которой он управлял сам, и на ту, что определили боги. Если потрудиться и припомнить всё как было.

— Давай потрудимся, — согласился Сократ. — Только ты да я знали Перикла при жизни, были очевидцами его дел. Все остальные присутствующие здесь родились уже после его смерти: Платон, Аполлодор, Критобул, Симмий, Кебет и, конечно, Федон.

Платон отметил про себя, что Сократ назвал его имя первым. Он не был честолюбив, да и факт этот мало что значил сам по себе. Но в данном случае речь шла о том, что все перечисленные — молоды и родились после смерти Перикла. Платон среди них — не самый молодой и не самый старший: моложе всех Федон, а старше — Кебет, и всё же Сократ первым назвал его, Платона. Это случалось и прежде и, возможно, означает, что Сократ думает о нём чаще, чем о других, вспоминает о нём быстрее, раньше, чем на других, останавливает свой взгляд на нём. Впрочем, ведь он уже рассказывал Платону сон о лебеде, белой птице Аполлона.

Сократ и Критон принялись вспоминать из жизни Перикла то, чем он был обязан своему таланту, усердию, мужеству, любознательности, трудолюбию, терпению, справедливости, чувству меры, красоты и правдолюбию, а также то, чему научили его мудрые наставления Анаксагора, Аспасии, Геродота, Софокла и Фидия. Благодаря этим слагаемым Перикл достиг славы и власти. А затем перечислили всё, что привнесли в его жизнь боги и судьба — непредвиденное, тайное, роковое, чудесное. Вспомнили, как прорицатель Лампол принёс Периклу голову однорогого барана и истолковал этот знак богов как скорую победу над политическими соперниками. Вспомнили, что, по замыслу богов, Периклу выпала удача заняться общественными делами в то время, когда Аристид умер, Фемистокл был изгнан из Афин, а Кимон отправился в поход за пределы Эллады. Парфенон, храм в Элевсине, Одеон, Пропилеи Акрополя были построены так быстро, что это не могло произойти без участия богов: прежде столь великие сооружения возводились на протяжении жизни нескольких поколений.

— Да вот случай! — вспомнил Критон. — Один из лучших мастеров на строительстве Парфенона упал со скалы и, казалось, обречён был умереть. Но тут Периклу во сне явилась сама богиня Афина и рассказала, как излечить несчастного. Все сделали тогда по её совету — и травы нужные собрали, и масла, и чудодейственную воду. Мастер сказочно быстро поправился, и строительство Парфенона не застопорилось.

— Перикл смеялся, когда женщины надели ему, уже больному, на шею ладанку. «Такой пустяк, — говорил он, — не может избавить от смерти». И смерть пришла. Ему нужно было поверить в могущество ладанки, — сказал Сократ и добавил: — А может, это был знак смерти, посланный богами.

— Где теперь душа Перикла? — глядя в небо, проговорил со вздохом Аполлодор.

— Не там ищешь, — заметил ему Сократ. — Царство Аида не на небе, а под землёй.

— Разве его душа там?

— В одном я уверен, — сказал Критон, — когда говорят об умершем, его душа с теми, кто его вспоминает. Он здесь. — Критон сказал это с такой непоколебимой уверенностью, с такой значительностью произнёс слово «здесь», что все невольно, затаив дыхание, стали настороженно искать глазами душу Перикла. Увы, никто её не увидел.

Постояв ещё какое-то время у могилы и поглазев на другие надгробия, спутники решили идти дальше, в рощу Академа, к речке, чтобы там пообедать. Слуги Критона тащили на себе корзину со съестным и два кувшина вина.

Едва выбрались на дорогу, как навстречу из-за придорожных кустов вышел странного вида человек: горбатый, худой, обросший жёсткими, всклокоченными волосами, плохо одетый, босой. Он стал на дороге, развёл в стороны костлявые длинные руки, преграждая идущим путь, и сказал, скрежеща крупными жёлтыми зубами и брызжа слюной:

— Ничтожные! Остановитесь и убейте друг друга! Впереди — смертельный страх и страшная смерть! Страшнее и смертельнее всех страхов и смертей — гибель всего! Ничтожные!

— Не трогайте его, — сказал молодым людям Сократ, когда те вознамерились убрать горбуна с дороги. — Это Тимон — человеконенавистник, — объяснил Сократ, — или, как он говорит о себе сам, Апостол конца. — Сократ подошёл к Тимону и коснулся рукой его плеча. — Ты голоден? — спросил он Тимона.

— Я смеюсь над мёртвыми и печалюсь над живыми, — плаксивым голосом проговорил Тимон, — Я — веселье кладбищ и плач пиров.

— Конечно, конечно, Тимон, — Сократ поманил рукой одного из слуг, несущего корзину со снедью, и приказал ему: — Дай Тимону лепёшку и кусок сыра. Весёлый дух кладбищ и печальный дух пиров, как и все мы, нуждается в пище.

Тимон бережно принял из рук слуги тряпицу с едой и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Ныне живущих больше, чем умерших за все времена. Так сказал мне во сне Зевс. У него не хватает душ на всех рождающихся, и поэтому являются на свет бездушные мерзкие твари, пустые оболочки. Их не отличить от тех, кто с душой, и потому Зевс уничтожит всех, как раньше. Все погибнут.

— Всегда можно отличить того, кто с душой, от бездушного, — ответил Тимону Сократ. — Последние рождаются мёртвыми, потому что душа — это жизнь. Все ныне живущие — с душой. И душ у Зевса хватит на всех, сколько бы людей ни рождалось. Как хватает на всех света солнца.

— Так сказал тебе Зевс? — Тимон поднял голову и остановил слезящиеся глаза на Сократе.

— Нет, Тимон.

— А кто?

— Так сказал мне сын Прометея Девкалион, который посеял новых людей после того, как Зевс уничтожил прежних.

— Ты встречаешься с Девкалионом?

— Да, как и ты с Зевсом, — во сне.

— Зевс выше Девкалиона.

— Но Девкалион знает о людях больше, чем Зевс. Он их посеял. Кто чем занимается, тот знает о своём ремесле больше любого другого. Если Зевс уничтожил людей, то он больше знает о смерти, а Девкалион — о жизни. Ты говоришь о смерти, а я — о жизни. Так что мы не договоримся, Тимон.

— Ты прав.

— Вот и будем говорить каждый о своём: ты — пугать людей, а я — успокаивать. А что лучше, легко заключить: ты отнимаешь силы у жизни, а я их прибавляю. Поскольку с жизнью душа, то и добро с ней. Значит, кто умножает силы жизни, тот умножает добро. А кто умножает силы смерти, тот умножает зло.

— Жизнь есть зло, — упрямо заявил Тимон.

— Оставайся со своими мыслями, — вмешался в разговор Критон, — но не пугай людей, Тимон. С той поры как началась война, у людей мало радости.

— Война — вот радость...

— Помолчи! — не дал договорить Тимону Критон. — Мы торопимся. А ты съешь, что добрые люди сделали, — хлеб и сыр. Живи, Тимон.

Тимон сошёл на обочину, сел и развернул тряпицу со съестным на коленях.

— Зря ты остановил его, — упрекнул Критона Сократ. — С Тимоном стоит поговорить: точильный камень полезен для серпа.