Артур Конан Дойл - Изгнанники (без указания переводчика)

В течение полувека эти племена таили злобу против Франции, с тех самых пор как Шамилей и некоторые из его последователей приняли сторону их врагов. В продолжение многих лет они набирались сил в своих лесных поселках, лишь по временам выдавая себя отдельными пограничными набегами, но, в общем, выжидая более удобных обстоятельств. И это время, по их мнению, наступило теперь. Они уничтожили все племена, могущие вступить в союз с белыми, и изолировали таким образом ненавистных иностранцев. Ирокезы запаслись хорошими ружьями и множеством боевых запасов, приобретенными ими у голландцев и англичан из Нью-Йорка. Длинная разбросанная цепь французских поселков была открыта перед ними.

Таково было общее положение страны, когда беглецы плыли вдоль берега реки, видя в ней единственный путь к спокойствию и свободе. Однако они хорошо понимали опасность, угрожавшую им. Вдоль всей реки Ришелье были французские аванпосты и укрепления, так как при установлении в Канаде феодальной системы многим вельможам и туземному дворянству были розданы поместья как раз в тех местах, где это было выгодно в стратегическом отношении для колонии. Каждый помещик со своими вассалами, обученными владеть оружием, представлял собой военную силу, как в средние века; каждый фермер должен был по первому требованию сюзерена выступить в поход с оружием в руках. Поэтому-то старые офицеры Кариньякского полка и наиболее смелые из колонистов получили поселки вдоль линии реки Ришелье, текущей под прямым углом к реке Св. Лаврентия в направлении области могавков. Жители укреплений могли постоять за себя; но кучка путников, принужденная переходить из одного места в другое, подвергалась смертельной опасности. Правда, ирокезы не воевали с англичанами, но в настоящее время не стали бы церемониться, и американцы волей-неволей принуждены были разделить участь своих французских спутников.

Подымаясь по реке Св. Лаврентия, беглецы встретили немало лодок, плывших вниз по течению. То ехал в столицу офицер или чиновник из "Трех рек" или Монреаля, то индейцы или "лесные бродяги" везли груз звериных шкур для отправки в Европу. Несколько раз встречные делали попытку заговорить с беглецами, но те поспешно проплывали мимо, несмотря на все сигналы и оклики. С низовьев реки никто не перегонял их. Беглецы работали веслами с утра до ночи, а на время стоянок втаскивали челнок на берег и разводили костер из хвороста, так как в воздухе уже чувствовалось приближение зимы.

Не одни только обитатели этой страны с их жилищами удивляли молодую француженку, просиживавшую целыми днями на корме. Муж и Амос Грин указывали ей на леса и на многое другое, что без этого ускользнуло бы от ее внимания. То из расселины дерева вдруг выглядывала пушистая морда енота; то под прибрежными кустами смело плыла выдра с белой рыбкой во рту. Вот дикая кошка кралась по сучку, устремив злые желтые глаза на белок, игравших на другом конце ветки; вот канадский дикобраз стремительно, с треском пролагал себе путь сквозь спутанную поросль желтых цветов смолистых кустарников и черники. Адель уже научилась различать крик трясогузки и трепет ее крыльев среди листвы, нежное щебетанье белой с черным стрепетки и протяжное мяуканье кошки-птицы [8] Американский дрозд. — Прим. ред. . На лоне широкой голубой реки, среди чудного концерта природы, доносившегося с берегов, красоты умиравшего леса, горевшего всеми красками, какие могли только представляться воображению художника, Адель как бы ожила. Улыбка снова появилась на ее губах, румянец здоровья, какого не могла дать ей и Франция, играл теперь на ее щеках. Де Катина видел эту перемену, но она не радовала его… Он чувствовал гнетущий страх, зная, что природа создала эти леса раем, но люди превратили их в ад. Здесь, за красою этих вянущих листьев и чудных цветов, таится неописуемый роковой ужас. Часто ночью, лежа на ложе из сосновых веток у потухающего костра, он смотрел на укутанную в одеяло Адель, мирно спавшую рядом, и думал, какое право имел он подвергать ее страшным опасностям, решая наутро повернуть лодку к Квебеку и покорно склонить голову перед ожидавшей его судьбой. Но рассвет будил мысли об унижении, страшном возвращении на родину, разлуке, ожидавшей супругов на галерах или в тюрьме. Так намерения, продиктованные ночью, исчезали при свете дня.

На седьмой день они остановились в нескольких милях от устья реки Ришелье, где де Сорель выстроил громадное укрепление — форт Ришелье. Отсюда было недалеко до латифундий вельможи, знакомого де Катина, на поддержку которого он рассчитывал. Они провели ночь на островке посреди реки и на заре только что принялись стаскивать свой челнок с песчаной отмели, где тот находился, как вдруг Эфраим Сэведж заворчал что-то себе под нос, указывая на реку.

Вверх по ней неслась большая лодка со всей быстротой, какую могли придать ей двенадцать весел. На корме виднелась темная фигура, наклонявшаяся в такт каждому взмаху весел, словно пожираемая стремлением придать лодке больше ходу. Ошибки нельзя было допустить даже на таком значительном расстоянии: это был фанатик монах, оставленный беглецами на острове.

Путешественники спрятались в кустах, дожидаясь, пока погоня за ними не промчалась мимо и не скрылась за поворотом реки. Потом они смущенно посмотрели друг на друга.

— Лучше было выкинуть его за борт или тащить с собой, как балласт, — проговорил наконец Эфраим. — Теперь он далеко впереди нас и несется во всю прыть.

— Ну, дела уж не поправишь, — заметил Амос.

— Но как же поступить? — уныло проговорил де Катина. — Этот мстительный дьявол разблаговестил всем и в порту, и здесь по реке. Он из Квебека. Это лодка губернатора с ходом в полтора раза быстрее нашей.

— Дайте-ка мне подумать, — вымолвил Амос Грин. Он сел на упавший кленовый ствол и подпер руками голову.

— Ну, — наконец решил он, — если нельзя идти вперед и невозможно — назад, то остается только свернуть в сторону. Не правда ли, Эфраим?

— Да, парень, так; когда нельзя плыть, приходится лавировать; только у нас-то мелко с обоих бортов.

— Нельзя идти на север, значит, надо продвигаться на юг.

— Оставить лодку?

— Это наш единственный шанс на спасение. Мы можем пройти прямо лесом к усадьбе на Ришелье. Мы заметем следы, и монах останется в дураках, оставаясь на реке Св. Лаврентия.

— Другого выхода нет, — печально согласился Эфраим. — Не люблю ходить лесом, раз можно еще плыть водой, да и не бывал в нем со времен короля Филиппа. Так уж тебе и карты в руки, смотри не сбивайся. Амос.

— Это путь не дальний. Выйдем на южный берег и двинемся. Если ваша жена устанет, мы можем по очереди нести ее, де Катина.