Евгений Салиас - Свадебный бунт

Быковъ сначала допрашивалъ воеводу объ его злодѣяніяхъ, но полуживой, обезумѣвшій Ржевскій не отвѣчалъ ни слова и только оловянными и безсмысленными глазами взглядывалъ на стрѣльца. Старый Быковъ бросилъ допросъ и сталъ самъ громко перечислять злодѣянія воеводы астраханскаго. Все перечислилъ онъ. И кафтаны нѣмецкіе, и брадобритіе, и казни стрѣльцовъ московскихъ, и дѣлежъ государства Россійскаго, и постриженье царицы Авдотьи Ѳеодоровны въ инокини, и отдачу дѣвицъ православныхъ за нѣмцевъ, кои теперь, устрашася, повернули восвояси, не доѣхавъ до города… и много другихъ преступленій Тимоѳея Ивановича Ржевскаго перебралъ Быковъ.

— Ну, а теперь за всѣ оныя многія злодѣйства, — закончилъ Быковъ:- снимай со злыдня голову! Ну, чего-жъ таращитесь, олухи!

Державшіе воеводу, а равно и стоявшіе кругомъ, всѣ глядѣли выпуча глаза на Быкова и переглядывались между собой, словно спрашивая:

— Кому же это, то-ись, снимать воеводину голову? Кому этотъ указъ?

Стрѣлецъ тотчасъ сообразилъ, что вотъ эдакъ, просто, взять топоръ да отрубить голову воеводѣ, какъ бы ни съ того, ни съ сего, во всей этой тысячной толпѣ ни единаго охотника не выищешь.

— Отведи его, ребята, подалѣ отсюда, нечего тутъ передъ правленіемъ улицу пачкать. Веди, среди площади поставь на всемъ честномъ народѣ, а мы сейчасъ придемъ съ Грохомъ его рѣшать.

Быковъ вошелъ въ воеводскій домъ, встрѣтился съ Носовымъ и, какъ-то озлобляясь невѣдомо на что, крикнулъ:

— Кому-жъ велѣть голову-то рубить?

Носовъ пристально поглядѣлъ въ лицо старому стрѣльцу и усмѣхнулся.

— Да, братъ, въ сей часъ не то, что, вотъ, за ночь. Пойди-ко теперь, поищи молодца эдакія-то дрова рубить. Кто ночью и троихъ ухлопалъ съ маху, теперь вздыхать да ломаться учнетъ…

Но, видно, судьба хотѣла погибели безобиднаго воеводы Ржевскаго. Пока Носовъ говорилъ, стрѣлецъ неожиданно услышалъ храпъ могучій въ корридорѣ. Тамъ спалъ, набѣгавшись и вволю надравшись и напившись, самъ богатырь Шелудякъ.

— Во, во! — воскликнулъ Быковъ:- кривая вывезла. Вотъ намъ и палачъ первостатейный. Гляди.

Быковъ, толкнувъ Носова черезъ порогъ, показалъ ему на разбойника, который раскинувшись, лежалъ на грязномъ полу корридора. Черезъ минуту душегуба подняли на ноги и растолкали, а когда онъ очухался, ему объяснили въ чемъ дѣло и приказали… Впрочемъ, и приказывать было не нужно, ибо очнувшійся Шелудякъ, узнавъ, что нужно топоромъ на народѣ рубить воеводу астраханскаго, просіялъ.

— Сколько разовъ я изъ-за него въ ямѣ сидѣлъ, — выговорилъ онъ:- столько я ему и зарубинъ положу.

Шелудякъ шагнулъ на улицу.

Черезъ нѣсколько минутъ разбойникъ уже былъ на площади, среди толпы. Многіе въ числѣ зѣвакъ попятились отъ того мѣста, гдѣ сталъ извѣстный всѣмъ красноярскій душегубъ. Многимъ онъ былъ извѣстенъ въ лицо. Другіе узнали теперь, кто таковъ этотъ появившійся богатырь. И много нашлось охотниковъ изъ переднихъ рядовъ перебраться подальше въ толпу и отъ душегуба, и отъ крови, которой онъ сейчасъ полыснётъ.

Глубокое молчаніе оковало всю тысячную толпу, когда Шелудякъ, какъ истый палачъ или видавшій государскія казни, началъ орудовать и приготовлять свою жертву.

— Клади на земь! — скомандовалъ онъ. — Эй, одолжи кто топорика!

Ржевскаго опустили на землю, и, положенный на спину, онъ былъ уже почти трупъ вслѣдствіе полнаго отсутствія сознанія всего окружающаго. Однако, въ толпѣ не тотчасъ нашелся охотникъ «одолжить топорика».

— Дай, дьяволъ, чего ему сдѣлается! Получишь обратно! — кричали голоса.

Топорикъ, т. е. большой топорище, новый и блестящій, пошелъ по толпѣ и очутился въ рукѣ Шелудяка. Богатырь помахалъ имъ, отчасти, чтобы расправить руку, отчасти, чтобы побаловаться и поломаться на народѣ… Затѣмъ Шелудякъ взялъ топоръ въ обѣ руки, высоко взмахнулъ имъ и, слегка пригнувъ голову, сталъ мѣтить въ шею лежащаго…

— Гляди, ребята! — зычно крикнулъ богатырь на всю площадь… Былъ воевода, звать Тимоѳей, по отчеству Иванычъ… Былъ!!.. А вотъ гляди! А — ахъ!!! Нѣту!!!

Топоръ сверкнулъ на солнцѣ и исчезъ въ толпѣ вмѣстѣ съ нагнувшимся богатыремъ… Нѣсколько человѣкъ изъ ближайшихъ рядовъ шарахнулись… Ихъ обрызгало изъ-подъ топора…

— О, Господи!..

— Ишь, дьяволъ!..

И гробовое молчаніе опять оковало всю толпу… Нѣкоторые переглядывались, будто вопрошая другъ дружку, и молчаливые взгляды будто говорили:

— Вишь ты, братецъ ты мой…

— Что-жъ, нешто я?.. Всѣ…

— Знамо, не ты, а все-жъ таки…

— Ну, да что-жъ?! По волосамъ тоже… не плакать!..

И торжественная, таинственная, краснорѣчивая своей нѣмотой и тишиной, пауза понемногу переходила въ шопотъ и говоръ.

— Ну, кончили, что-ль? — крикнулъ громко Лучка издали, стоя на крыльцѣ воеводскаго правленія.

— Готова! — крикнулъ Шелудякъ. — Вотъ она!

И онъ высоко поднялъ надъ толпой какой-то шаръ, или круглый кусокъ, висѣвшій на длинныхъ сѣдыхъ волосахъ, которые онъ сгребъ въ руку.

И вся толпа ахнула въ-разъ. Будто какой великанъ-звѣрь рявкнулъ на весь кремль.

Конечно, только коноводъ Грохъ и его ближайшіе сподвижники знали, зачѣмъ нуженъ тотчасъ розыскъ воеводы и нужна непремѣнно его казнь.

Для коноводовъ возмутившихся нужно было очистить мѣсто астраханскаго воеводы, чтобы власть надъ всѣмъ краемъ сама собой могла перейти въ другія руки. Ожидать, чтобы кто-нибудь изъ попрятавшихся властей явился теперь предъявить свои права на мѣсто только что казненнаго, было мудрено.

И теперь въ Астрахани, точно такъ же какъ во всѣ смуты всѣхъ временъ, тотчасъ же въ этой собравшейся разношерстной толпѣ возникъ вопросъ и побѣжалъ изъ устъ въ уста, передаваемый по всему Кремлю и Бѣлому городу.

— Какъ же быть теперь безъ воеводы то? Надо, братцы, воеводу. Кто-же теперь воеводой-то будетъ?

И затѣмъ черезъ какихъ-нибудь полчаса уже гулъ стоялъ. Ревѣли сотни голосовъ.

— Выбирай воеводу!

На крыльцѣ воеводскаго правленія Лучка Партановъ громогласно и краснорѣчиво говорилъ, будто пѣлъ, и частилъ словами, точно соловей заливался. Онъ держалъ рѣчь къ народу, толкуя, что безъ властей порядку не будетъ. Нуженъ и воевода, и помощники къ нему, всякіе дьяки и поддьяки. Только нужно выбирать новыхъ, чтобы старыхъ никого не брать, чтобы о прежней волокитѣ судейской и помину не было. Нужны люди добрые, совѣстливые, порядливые, истинные христіане, а не мучители и кровопивицы, лихоимцы и грабители московскіе.

— Кого же выберемъ? — зычно крикнулъ Лучка, оканчивая рѣчь. — Рѣшай, православные! Въ кругъ становись! Всѣмъ міромъ! Выбирай, кому быть воеводой!

Впереди, конечно, стояли всѣ тѣ же главные сподвижники коноводовъ бунта. Нѣкоторые были изъ вчерашнихъ обитателей ямы, нѣкоторые изъ тѣхъ, что вчера разбивали кабаки и первые, нагрузившись виномъ, сорвали Кремлевскія ворота и уложили нѣсколько человѣкъ караульныхъ.