Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Иван Третий мрачно усмехался:

- Нет, княгиня, тебе мнится.

Однако капля за каплей слова Софьи копились в душе князя водицей озёрной. Не жаловалась Софья по мелочи, роняла государю слова весомые о молодом великом князе.

Не думал Иван Третий обращать на это внимание, но сам того не уловил, когда стал замечать отчуждение сына от мачехи.

А кто из них прав?

Заснеженная Москва сугробами огородилась. Сугробы на улицах вдоль ветхих плетней и высоких заборов. Избы и домишки по оконца в снегу зарылись. Только хоромы боярские двухъярусные с высокими ступенями в расчищенных подворьях красуются.

Домик Саньки бревенчатый, островерхий. Сени просторные и комнаты светлые. Одна - кухня с полками у стены для посуды глиняной, обожжённой, ложек деревянных, чугуночка для варки стряпни всякой. А вторая горница - постель, рядном крытая, лавки и стол, да ещё сундучок, скованный полосовым железом.

На столе поставец для свечи, а на стене подставка для плошки. Но Настёна больше на кухне лучинки жжёт, обгоревшие остатки в глиняный тазик с водой плюхаются.

Домик у Саньки светлый, оконца в рамах, переплёт мелкий, не бычьими пузырями окна затянуты, а в италийских стекольцах.

Придёт Александр, сын Гаврилы, из Кремля, где стоит их полк дворянский, - а служба у него хоть и не хлопотная, но в отъездах частых, дома гостем редким бывает, - сядет на кухне за столом, Настёной любуется. Она у него ладная, сноровистая, на подворье успевает и в доме: хлебы выпечет, щи и кашу гречневую сварит.

У печки зыбка, в ней до поры малец Санькин, тоже Санька, качался. Теперь Санька подрос, и Александр ему кроватку со стенками соорудил, чтоб во сне не вывалился.

Ест Александр за чистым столом, Настёна его добела каменьями отчищала. Не снуют по столешнице тараканы, а в подполье не шебуршат мыши.

Привадила Настёна бродячего кота. Отъелся он, отоспался и день-деньской ходит по дому к удовольствию маленького Саньки.

Так и протекает жизнь у Александра из рати полка дворянского.

С Чудского озера дуют на Псков ветры: зимой пронзительные, с весны влажные. Они ударяются о замшелые башни и крепостные стены, хозяйничают в посаде и городе. Ветры ворошат соломенные крыши рубленых изб, вращают тесовых петушков на боярских теремах. Зимой ветры скользят по льду реки Великой, в иную погоду будоражат воду.

Стоит Псков на пути вторжения немцев на Русь, перекрывает дорогу и князьям литовским.

Всегда утверждали, что Псков - младший брат Новгорода, и коли грозила Пскову вражеская сила то поднимался на рать старший брат. Новгороду угрожали - псковичи за оружие брались.

Миновали годы, и так было.

Но вот пошли на Новгород великие князья московские, подступили их полки к стенам городским, и не поднялись псковичи в защиту новгородцев, на сторону Москвы переметнулись и даже ратников своих на Новгород выставили.

Покорен Псков, у Москвы защиты ищет от немецких рыцарей. Последний год они начали тревожить псковичей. Того и гляди, к Пскову подступят.

Неймётся немцам, давно на земли псковские покушаются. Вот и шлют псковичи в Москву великим князьям грамоты, чтоб встали с полками на западном рубеже…

Боярин псковский, посол города Пскова, Ивана Третьего и Ивана Молодого застал в подмосковном селе Острове. Великие князья сидели на лавках за дощатым столом, ели из одной миски крутую кашу. Тут же и грамоту псковичей прочитали.

Иван Третий бровями шевельнул, рукой по столешнице пристукнул:

- Обиды чинить псковичам не позволим. Псков наша земля. Поди запамятовали рыцари, как предков их Александр Невский на Чудском озере бивал?..

В ноябрьскую стужу, когда надвигались рождественские праздники, из Москвы ушли полки князя воеводы Даниила Холмского, чтобы встать в Пскове лагерем на Заваличье.

Смотрит Александр, сын Гаврилы, как сходятся в Псков ратные люди из многих городов русских: из Юрьева и Мурома, Переяславля и Коломны, Костромы и Ростова, Дмитрова и Ярославля. Всех принял Псков.

И подумал Александр, что не Москва и не Великое княжество Московское встали на защиту псковичей, а вся русская земля поднялась!

Расположились полки Даниилы Холмского на западном порубежье, и притихли немецкие рыцари. А вскоре и «Данильев мир» подписали с Псковом и Новгородом…

Весна приходит на Русь позже, чем в степь. Ещё стоят морозы в Москве и леса не стряхнули снег с вершин деревьев, а степь уже оголилась, пробились первые полевые цветы, и зелёным покровом начала прорастать отпаровавшая земля.

Могучая Волга, древний Итиль, вздыхала долго, будто с зимней устали, потом покрылась змеевидными извилинами и враз с треском задвигалась, полезла глыбой на глыбу и огромными льдинами поплыла в низовья…

С первым теплом мурза Гилим начал готовиться в дальнюю дорогу. Закупил у гостей торговых редких пряностей из жарких стран, они места в багаже не занимают, а торговому человеку веры с ними больше, закупил камней всяких, украшений дорогих.

Путь избрал Волгой до Нижнего, а оттуда через разные городки сушей до Москвы. А там, если удача выпадет, Гилим подастся в Новгород.

Из торгового Новгорода мурза Гилим под личиной купца сараевского уж как-нибудь доберётся до княжества Литовского…

Проходили дни за днями. Пригревало солнце, и сходил снег с земли Московской. Из-под таявших сугробов бежали ручьи, незаметно открылся лес, набухли почки, скоро деревья оденутся в зелень.

По Волге за глыбами льда кашицей поплыла шуга, потянулась в низовья. Вскорости и первые торговые гости начали собираться в дорогу, грузили связки с товарами на корабли. У причалов шумно: крики, споры…

Настал день, и потянулись из Сарая торговые корабли в Нижний Новгород.

С ними отправился и мурза Гилим.

В первый набег Ахмата великая княгиня Софья родила дочь. Государь огорчился, сына хотел, наследника от Палеологов, но вида не подал. Смирился быстро. Пока есть преемник на великое княжество Московское - Иван Молодой…

Ивана Третьего ордынская опасность заботила. Да и Новгород Великий как саднящая рана. Неспокойно в городе, зреет гнойник, чуть что - и прорвёт.

Если бы не Ахмат, повёл бы сызнова рать на новгородцев. Или послал бы великого князя Ивана Молодого.

Ан нет, Золотая Орда нависла над Московской Русью. Только стоит отправить полки на Новгород, как Ахмат вторгнется.

И у государя мелькнула мысль: а не отвезти ли в Сарай требуемую дань?

Но тут же он отбросил прочь чёрную думу. Раз поступишься, вдругорядь, а потом и станешь сызнова ордынским данником…

Из покоев Иван Третий заглянул к сыну, присел на край лавки, устланной медвежьей шкурой. Спросил:

- В голову не возьму, сыне, как с Ахматом быть? Настырный он, от дани не отступает.