Михаил Казовский - Топот бронзового коня

- Я на вас тогда обратила внимание тоже, - честно призналась александрийка. - Почему вы по ходу спора были в стороне и не поддержали меня? Может, побоялись?

Он ответил прямо:

- Нет, чего бояться? Просто я не монофисит.

- Значит, ортодокс.

- Если вам угодно. Но скорее разделяю ваш первый тезис: все мы православные, и нюансы веры не должны нас разъединять. - Помолчал и добавил: - Больше того скажу: все мы христиане и на этой почве не имеем права не объединиться с римским епископом. Римский епископ нам отец. И когда-нибудь станет нашим единым Папой. Папой всех - христиан бывшей и будущей Римской империи - от Индийского океана на востоке до Столбов Геркулеса на западе.

Хмыкнув, собеседница подпустила шпильку:

- О, да вы, сударь, фантазёр!

- Вы считаете?

- Прежней империи больше нет. И, боюсь, никогда не будет.

- Будет, будет, - он взмахнул сжатым кулаком. - Просто должен явиться новый император, сильный, волевой, истинный помазанник Божий.

Ни основе христианства, на основе единой Церкви он сплотит все народы Рима.

- Где же этот сверхчеловек?

- Рано или поздно возникнет.

Вместе вышли из книжной лавки. Юноша сказал:

- Я вот вам представился, не хотите представиться и вы?

- Почему бы нет? С вашего позволения - Феодора.

- О, у вас соответствующее имя - «Богом данная». Что за свиток приобрели?

- Это сочинение Гайна, тоже александрийца - очень интересный теософ. Не читали?

- Отчего же, знаком. Больно агрессивен.

- Да уж, чересчур. Мой учитель Севир мне ближе.

- Значит, вы из Александрии…

- Не совсем… - Девушка помедлила. - Родом из Антиохии сирийской. Мой отец - с Крита, мама - из Антиохии. А когда мне было около пяти лет от роду, вместе с родителями и сёстрами перебрались в Византий.

- Кто же ваш отец?

Феодора потупилась. Посмотрела на него как-то нерешительно:

А смеяться не станете?

- Отчего я должен смеяться?

- Люди мы не знатные, не аристократы…

- Да и я родом из дакийской деревни.

- Честно?

- Честно.

Вдохновившись подобным откровением, новая знакомая сообщила:

- Папа был смотрителем зверинца при ипподроме.

Пётр оценил:

- Неплохая должность.

- И довольно хлебная. Не такая, правда, как, допустим, у возничего на бегах, но мы жили сытно. К сожалению, длилось это мало.

- Почему?

- Папа простудился и умер. Мать сошлась с папиным помощником - думала, ему отдадут отцовское место. Но смотрителем сделали другого. Новый мамин муж оказался пьяницей, а когда напивался, бил её и нас - трёх девчонок. Старшей было девять, младшей - пять, а мне - семь.

Юноша спросил:

- А потом?

Но она, явно пожалев, что ударилась в воспоминания, не хотела продолжать свой рассказ; рассмеявшись и тряхнув головой, отчего из-под накидки выбилась каштановая длинная прядь, отшутилась:

- А потом - суп с котом! Главное, что меня наставили на путь истинный, я училась у владыки Севира и теперь продолжаю образование. А затем, возможно, уйду в монастырь.

- В монастырь? Зачем?

- Чтобы отмолить все грехи.

- Чьи, свои?

- И свои, и чужие.

Он пробормотал:

- Я вам не позволю постричься.

Феодора удивлённо подняла брови:

- Не позволите? Это как понять?

Проглотив комок, Пётр произнёс:

- Я женюсь на вас.

Искры так и брызнули у неё из глаз:

- Женитесь? Забавно. Вы совсем же меня не знаете.

- Ну, ещё узнаю. Я не говорю, что сделаю это завтра. В принципе - женюсь.

- Хорошо, посмотрим.

Вместе они дошли до храма Пантократора на Платее, говоря о каких-то пустяках - птичках, солнышке, предстоящих бегах на ипподроме, кулинарных вкусах. Девушка сказала, что любит сладкое, но старается есть его поменьше, чтобы не толстеть.

- - Разве вы склонны к полноте? - с недоверием спросил Пётр.

- Вероятно, да, потому что мама с годами располнела и сестру Комито не причислишь к худышкам. Л какое ваше самое любимое блюдо?

- Право же, не знаю. Я к еде вообще равнодушен. Впрочем, и к напиткам. Потребляю необходимый минимум, чтобы не терять сил.

Посмотрела на него с нескрываемым интересом:

- Вы какой-то уникум!

- Разве счастье в пище? Мимолётное удовольствие и естественная потребность. - Он вздохнул, вроде поясняя, что естественные потребности его тяготят.

- В чём же счастье, по-вашему?

Сын Савватия ответил не сразу, шёл, задумавшись. Та спросила:

- Может быть, в любви?

- Ив любви, конечно, - согласился Пётр. - Но любовь - я имею в виду любовь мужчины и женщины - только доля счастья. Как любовь к ближнему своему вообще, к человечеству, к Богу… Главное - исполнение того, что задумал. Если мечты сбываются - это счастье.

- И о чём же вы мечтаете, милый друг? - Феодора посмотрела чуть насмешливо.

Чувствуя иронию, молодой человек ответил обтекаемо:

- О-о, о многом! О хорошем положении в обществе, состоянии, долгой жизни и красивой, умной, работящей супруге.

- Всё достаточно реально.

- В том числе и супруга?

- Разумеется.

- Значит, вы согласны?

- Я? На что?

- Выйти за меня.

Улыбнувшись, девушка показала свой кривой тёмный зуб:

- Говорю же: посмотрим! - И у храма Пантократора вдруг остановила его: - Дальше не провожайте, попрощаемся тут.

- Вы за что-нибудь обиделись на меня?

- Нет, нисколько.

- Отчего же тогда бросаете?

- Оттого, что хорошего понемножку. Первое свидание слишком затянулось.

- Что же в том плохого?

- Надо всё обдумать как следует. Я пока не готова к продолжению наших отношений.

- Будь по-вашему, но скажите только: где и как я могу вас опять увидеть?

- Приходите в субботу к Царскому портику. К четырём часам пополудни. Постараюсь быть.

- Постарайтесь, пожалуйста. Окажите милость.

Он глядел ей вслед, а она, перед тем как скрыться за углом храма, быстро обернулась и, увидев, что Пётр продолжает смотреть, помахала ему ладонью. И пропала, словно облачко в небе.

- Феодора… - прошептал помощник комита экскувитов зачарованно. - Кто ты, Феодора? Ангел или дьявол? Вот что непонятно!

Но в назначенный срок новая знакомая Петра не пришла. Ни в субботу, ни в воскресенье. Он теперь посещал Царский портик ежедневно, а потом повторял их маршрут по улицам Артополии, Филадельфии и Месе, поворачивал направо к Вигле, проходил под акведуком, приближался к храму Пантократора и заканчивал путь у Платейских ворот. Не спеша возвращался к себе на улицу Мирилеи. Размышлял: «Вероятно, всё-таки я её чем-то напугал. Видимо, своим заявлением о женитьбе. Ведь она собиралась в монастырь и, почувствовав с моей стороны угрозу этим планам, побоялась откликнуться на мои вспыхнувшие чувства… Или заболела? Всякое случается. Знал бы адрес - хоть записку послал бы с мальчиком. Вот ведь как нелепо сложилось! Не везёт мне с девками!»

И когда уже последняя надежда иссякла, неожиданно явился караульный гвардеец и доложил: