Виктор Поротников - Фемистокл

Карийцы потопили шестнадцать эллинских триер, в том числе девять афинских и три спартанских. Ионяне уничтожили семь афинских триер и пять пелопоннесских. Среди ионийцев особенно отличился самосец Феоместор, сын Андродаманта, который не только захватил афинскую триеру, перебив её команду, но и сумел вывести пленный корабль из сумятицы битвы.

За этот подвиг персы впоследствии сделали Феоместора тираном Самоса.

Другой самосец, Филак, сын Гистиея, потопил корабль афинского наварха Мнесифила. За это персы внесли его в список благодетелей царя царей; таких людей они также называли оросангами [140] [140] Оросанг - букв, «широкопрославленный», особо приближенный персидского царя. .

Но успехи ионян и карийцев не смогли повлиять на ход сражения, поскольку киликияне и финикийцы, неся большие потери, продолжали отступать, смещаясь всё ближе к мысу Киносура. Там персидские суда угодили под удар эгинских и мегарских триер, которые к тому времени сумели разбить вышедшие против них вражеские корабли в самом начале сражения.

У мыса Киносура начался беспорядочный бой: одни корабли варваров спасались бегством от эгинян, стремясь обогнуть мыс, другие, двигавшиеся от мыса Киноссема, сталкивались с ними, вызывая сумятицу и переполох. Эгинцы и мегарцы безжалостно топили корабли персов, используя обходные манёвры и таранные удары. От них не отставали эвбеяне, развернувшие свои триеры широкой цепью, чтобы прижать громоздкие суда персов к скалистому берегу Киносуры. Немало их кораблей село на мель, иные напоролись на подводные камни.

Окончательный перелом в сражении наступил, когда обратились в бегство ионяне и карийцы, сражавшиеся у мыса Киноссема и возле острова Фармакусса.

Лишённые всякой поддержки, ионяне и карийцы после тяжёлого трёхчасового боя, оттянув на себя все силы афинян и пелопоннесцев, оказались в труднейшем положении. Больше двадцати их кораблей было потоплено, многие суда были повреждены.

Узость Саламинского пролива не давала возможности ионянам и карийцам показать в полном блеске своё мореходное искусство, но ещё больше узость пролива затрудняла бегство большого количества кораблей. Сталкиваясь бортами, суда ломали друг другу весла и становились лёгкой добычей эллинов, которые гнались за вражескими кораблями подобно стае голодных волков.

Корабль Фемистокла пустился в погоню за кораблём Артемисии и уже настигал его. Развить большую скорость судно карийской царицы не могло, так как впереди шли другие триеры. Тогда Артемисия решилась на невиданное дело! Она приказала кормчему сделать поворот и протаранила идущий с нею параллельным курсом корабль ионийского наварха Дамасифима. Поскольку корабль Артемисии был крупнее, от его удара триера Дамасифима разломилась пополам и стремительно пошла ко дну вместе с находившимися на ней людьми. Фемистокл, решив, что Артемисия перешла на сторону эллинов, перестал её преследовать и погнался за другим вражеским кораблём.

Финикийцы и киликияне, не выдержав натиска эгинцев и мегарцев, устремились в пролив между мысом Киносура и берегом Аттики. Часть кораблей попыталась укрыться за островом Пситталея, но большинство взяли курс к Фалерской бухте.

Морской простор за мысом Киносура и у острова Пситталея давал большие возможности для наступления превосходящими силами. Однако уцелевшие флотоводцы Ксеркса уже не верили в победу. Все они спасались бегством, видя у себя за кормой вспененные мутные воды Саламинского пролива, покрытые множеством корабельных обломков. На волнах колыхались сотни бездыханных тел. В основном это были персы, которые, в отличие от ионян и карийцев, не умели плавать и находили свою смерть даже от случайного падения за борт.

День клонился к закату. Эллины продолжали преследовать бегущего врага.

Фемистокл стоял рядом с кормчим, держа курс на остров Пситталею.

«Варвары наверняка попытаются зацепиться за этот островок, ведь с него нетрудно перебраться на Киносуру, - размышлял он. - Если Ксеркс захочет переправить своё сухопутное войско на Саламин, то он предпримет это через Пситталею.

Косые лучи солнца, цепляясь за вершины гор, слепили глаза.

Вот и Пситталея. Вдруг из-за острова вынырнула финикийская триера, за которой гнался эллинский корабль.

Фемистокл дал команду идти на помощь греческой триере, видя, что два судна сцепились бортами.

Однако вскоре вражеский корабль был захвачен.

- Ай да эгинцы! - восхищённо промолвил кормчий.

Фемистокл, приглядевшись к триере-победительнице, увидел над её кормой развевающийся на длинном шесте военный значок эгинского наварха. Это был корабль Поликрита. Проходя мимо эгинской триеры, афинское судно замедлило ход. Поликрит, расхаживая по палубе своего корабля в сдвинутом на затылок шлеме, отдавал какие-то распоряжения матросам.

Фемистокл помахал ему рукой.

В ответ Поликрит, сложив ладони рупором, прокричал:

- Будешь ли ты теперь попрекать меня дружбой с персами, Фемистокл?

Опасения были напрасными. Персы не только не попытались закрепиться на Пситталее, но даже не оказали помощь своим соплеменникам, корабли которых разбились о скалы острова. Всех этих варваров взяли в плен воины Аристида.

Опьянённые столь невообразимой победой, эллины вернулись в бухту Саламина с песнями, таща на буксире тридцать три захваченных вражеских корабля. В плен было взято семьсот персов. О потерях их флота говорили разное. Одни утверждали, что было потоплено не меньше ста пятидесяти вражеских судов. Другие твердили, что персы потеряли больше двухсот кораблей. А когда пришло известие о победе коринфян над египтянами в Мегарском проливе, то многие военачальники стали заявлять: флот Ксеркса уменьшился на двести пятьдесят кораблей.

Победа коринфян была знаменательна и тем, что они не потеряли ни одной триеры, потопив в сражении двадцать пять египетских кораблей и захватив двенадцать.

Когда Фемистокл сошёл на берег, то его мигом окружила восторженная толпа. Толкаясь и смеясь, как дети, военачальники, перебивая друг друга, рассказывали, как их корабли шли через опасности к победе, как они в точности исполняли все повеления, как не дрогнули в самые трудные моменты битвы.

Фемистокл пожимал протянутые руки, кого-то обнимал, кого-то хлопал по плечу. Он всем улыбался, всех хвалил. Он видел, как храбро сражались спартанцы, ведомые Еврибиадом, как от них не отставали сикионяне и трезенцы. Он не мог не похвалить гермионян, левкадян и амбракиотов. У стирейцев было всего две триеры, но и они мелькали в самой гуще вражеских кораблей. О таком мужестве нельзя не сказать, как и о доблести эпидаврийцев, оказавшихся в окружении у мыса Киноссема, но не растерявшихся и потопивших три вражеских корабля.