Урсула Кох - Розы в снегу

— Ах, моя милая, моя добрая женушка, — застонал Лютер, — до чего же я страдал! А как устал! Не иначе, сам черт выдумал эти дороги с их колдобинами и пылью! Пусть по ним ездят юристы — они ведь так любят его дела! У меня не осталось ни одной целой косточки! Поддержи меня, Вольф! Избави нас, Боже, от всех напастей!

Кэте молча шла рядом с мужем. Вольф и Пауль отвели Лютера на кухню, где он с шумом опустился на стул.

— Пить… Принеси мне попить, милая женушка. Жажда замучила меня. Я готов осушить поилку для лошади!

Со всех сторон в кухню стекались домочадцы и ученики Лютера.

— Подите вон! Оставьте меня в покое! То, что вы видите, — лишь кусок ленивой плоти. Принимайтесь за работу!

Он поднес ко рту поданный ему Катариной жбан и осушил его единым духом.

— Нет ничего лучше твоего пива, Кэте, — заявил Лютер и, облизнув губы, погладил жену по руке. — Больше я никуда не поеду. С меня хватит. Всю жизнь в дороге — ни один из древних святых столько не путешествовал. Нет, я останусь здесь. Тут прохладно. Да закройте же дверь, люди! Ну что глазеете? Никогда не видели старика?

Кэте знаком приказала домочадцам покинуть кухню. За столом остались только Вольф и дети.

Лютер опустошил второй жбан пива.

— Приготовить вам ванну?

— Ванну? Я знаю, ты не хочешь, чтобы клопы и блохи из Цейца и Лейпцига попали в твою постель. И это называется супружеской любовью? Разве не ты обещала делить со мной все? Тем не менее ты права… Моя женушка — особа чистоплотная. Вот мне и пришлось оборудовать в этом старом монастыре еще и помещение для мытья… Но потом — в постель. Я прошу тебя.

Пока Лютер шутил, Кэте озабоченно вглядывалась в его распухшее лицо. Несмотря на жару, ее муж был бледен. Сияющие глаза глубоко запали. Когда он приподнялся, стул с грохотом опрокинулся. Пытаясь удержаться на ногах, он ухватился за руку жены. Ночью Лютер со стоном перекатывается в кровати с боку на бок.

— Мой живот, Кэте, мой живот! Кажется, черт уже разжег в нем адский огонь и протыкает вертелом внутренности! О, нет, нет!

Кэте поднимается с постели:

— Я сделаю тебе компресс.

Взяв в руки масляный светильник, она почти ощупью в темноте прошла через весь дом и спустилась в подвал. На стенах — пучки лекарственных трав.

На столах — глиняные чашки с сушеным навозом, на полках рядком, как в аптеке мастера Кранаха, выстроились склянки.

Высоко приподняв светильник левой рукой, правой она собрала нужные порошки и травы и смешала их с небольшим количеством навоза. А когда поставила в печь на еще горячие угли чайник, из каморки, расположенной возле кухни, выглянула Доротея:

— Госпожа, чем вы занимаетесь?

— Господину доктору плохо… Живот у него тверд, Как камень. Делаю компресс.

Служанка вновь скрылась в своей каморке, и в доме установилась такая тишина, что стало слышно, как закипает вода.

До утра просидела Кэте у постели мужа, меняя компрессы.

— Ах, Кэте, — шептал Лютер, — меня измучили бесконечные сомнения в собственной правоте! Частенько я вижу во сне, как мне навстречу с издевательским хохотом идет сатана. И торжествующе встряхивает черепами тех, кто умер за проповедь неискаженного Евангелия. И я слышу крики, доносящиеся из могил: «Где справедливость?!» И вижу себя на кафедре, и хочу сказать: «У Господа!», — но костлявая рука закрывает мне рот, и я задыхаюсь…

Кэте вытерла пот со лба мужа.

— Или мне снится, будто я сижу у стола и пишу, но вместо чернил с пера капает кровь.

— Ты мучаешься оттого, что весь мир чего-то требует от тебя. Но подумай, сколько ты уже написал и объяснил людям! Подумай о мужестве тех, кто не боится читать Евангелие на родном языке. О том, что любовь к чистому Евангелию зародилась в нашей стране. Подумай о множестве преданных друзей…

— Я помню о друзьях. Но ты ведь знаешь, с каким трудом отражают они нападки папистов. Добряк Спалатин! [45] Георг Спалатин (1485-1545) — немецкий гуманист, теолог, историк и государственный деятель, секретарь Фридриха Саксонского. Как он беспокоится о спасении души своей! А я ничем не могу ему помочь. Ничего-то мы не можем, Кэте, ничего. Лишь Бог всесилен. Но иногда мне кажется: Он от меня отвернулся. И тогда я вижу себя вопрошающим, как Иисус Христос на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» [46] Мф. 27:46.

В комнату заглянуло солнце, в его утренних лучах затанцевали пылинки. Проснулись птицы. Петухи прокричали в третий раз.

— Нет, я не отрекусь от Него, — вздохнул Лютер. Он отвернулся от жены и стал дышать ровнее. Вскоре Кэте показалось, что он заснул. Она тихонько вышла из комнаты, умылась студеной водой. Затем разбудила служанок.

С крыш падала капель; Кэте, вся в поту, суетилась у печи в пышущей жаром кухне. Перед ней стояла корзина, в которой быстро росла гора свежеиспеченных хлебов.

— Пожалуй, хватит, — Доротея покачала головой, — не пустыней же поедет наш господин.

— Ты уверена? — Кэте смахнула пот с бровей. — Их четверо и еще двое слуг. Вряд ли им хватит провизии даже до Айслебена, у мальчишек хороший аппетит, да и Мартин, слава Богу, выздоровел и не отказывается от еды. Должны ли мои сыновья страдать оттого, что сопровождают отца? И не забудь положить господину доктору его любимую селедку.

Доротея шмыгнула в подвал. А в кухне появился Вольф. Господин доктор просит хозяйку дать ему в дорогу бочонок вина. И сушеных цветов бузины, чтобы приготовить настой, если вдруг что…

— Что? Вина? Разве он не к графу едет? А бузину посмотрю.

Недовольно покачав головой, Катарина опять занялась Фебами. Ну теперь, кажется, хватит.

Она покинула кухню и поднялась по лестнице в комнату. В печи, облицованной изразцами, плясал слабый огонь. Ганс, Мартин и Пауль сидели у стола и внимательно изучали карту. Кэте наморщила лоб, отодвинула карту в сторону и подсела к сыновьям:

— Послушайте, мальчики! Конечно, сейчас еще довольно тепло, но завтра утром перед отъездом обязательно наденьте теплые куртки. В фургоне не садитесь на сквозняке. Следите за тем, чтобы отец не снимал пальто, он может простудиться Подъезжая к гостиницам, выскакивайте первыми и кричите — «Доктор Мартин Лютер приехал!» — чтобы люди знали, с кем имеют дело, и оказывали вашему отцу должное уважение. Перед тем как лечь в постель, хорошенько потрясите солому — все меньше клопов да вшей…

Пауль равнодушно уставился в окно, Мартин смотрел на мать большими испуганными глазами, а Ганс согласно кивал при каждом ее слове.

— Перестань читать мне проповедь, Кэте! — Лютер стоял на пороге в чулках и нижней рубахе; в руках он держал камзол. — Мне было бы гораздо милее, если бы ты еще раз обметала низ камзола — тогда он наверняка выдержит поездку. Этот кусок сукна так же, как и его хозяин, нуждается в спасении. Увы мне! Опять в дорогу! — И с раздражением швырнув камзол на скамью, Лютер напустился на сыновей: — Ну, и что вы тут расселись? Хотите подучиться напоследок? Надеюсь, мне не придется краснеть за вас, если дело дойдет до латыни?