Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

И уже позднее, когда началась война, Володя опять-таки пытался поступить в эту школу, а незадолго перед оккупацией Краснодона написал заявление:

«Прошу принять меня в спецшколу ВВС, так как я окончил 7 классов и желаю учиться в данной школе, чтобы в будущем громить врага, посягнувшего на рубежи нашей Родины, с воздуха».

Конечно, это заявление не было воспринято всерьёз, и Володя Куликов остался в родном городе, чтобы громить врага, посягнувшего на рубежи нашей Родины, с земли.

И ещё одним другом Серёжки Тюленина, которому суждено было войти в его группу, и осуществить первые дерзкие вылазки против гитлеровцев, стал Стёпа Сафонов. Он тоже мечтал о лётных делах, и на страницах и на обложках его школьных тетрадей, так же как и на тетрадях его друзей были нарисованы эмблемы самолётов.

Но так получилось, что 41-ом году отец Сафонова перешёл работать на подсобное хозяйство в селе Россыпное, а Стёпа поселился в посёлке Краснодон, который располагался в 12 километрах от города Краснодона. Так что он уже не мог так часто как прежде встречаться со своими друзьями, но зато в посёлке Краснодон имелось лётное поле, и Стёпа целыми днями пропадал там, беседуя с лётчиками.

Ну а Серёжка Тюленин в самом начале войны ушёл работать на шахту № 1-бис. Работал самоотверженно, так как понимал, что раз уже его не берут на фронт, так хоть такой деятельностью — добывая угольное топливо он вносит свой небольшой вклад в общее дело.

А потом Серёжку направили на строительство оборонительных сооружений…

Один раз в сорок первом году фронт уже подступал к Краснодону, но тогда врагов отогнали.

И в июле 1942 года, когда фашисты опять пошли в наступление на этом фронте, Краснодонцам не очень то верилось, что будет оккупация. Не верилось, несмотря на то, что через запылённый, раскалённый от неистового солнца город проходили отступающие, измотанные, со многими раненными бойцами части нашей армии.

И, по крайней мере, те люди, которые были настроены патриотично, или хотя бы сочувствовали Советской власти, всё надеялись, что наши вот-вот развернуться, и дадут врагу такой отпор, что он сгинет навеки.

Но отступление продолжалось, и вдруг 19 июля опустевший, и словно бы лишившийся всех своих жизненных соков город Краснодон, остался без всякой власти…

Серёжка Тюленин несколько раз выходил на пустынную улицу, оглядывался и… никого не видел. Смотрел на домик соседний Третьякевичей, который был таким же низеньким, как и их, и который опустел ещё в ноябре прошлого года, когда те, вместе с семьей их старшего брата Михаила переехали в Ворошиловград.

И Серёжка думал: «Вот кого мне сейчас не хватает. Вот бы был здесь сейчас Витя. Он бы помог добрым советом…»

Откуда-то из-за города, из-за окружающих его холмов, и из-за похожий на шлемы зарытых в землю великанов терриконов доносился беспрерывный гул, и казалось, что это катится по земле огромная, от горизонта и до горизонта вытягивающаяся лавина. И Серёжка знал, что действительно катится такая лавина — это подступали вражеские войска.

А из их низенького домика слышался голос его шестидесятилетней матери Александры Васильевны. Она кричала не так громко, как обычно, но всё же её голос оставался сильным:

— Серёжка, а ну-ка давай в дом — живо!

Тогда Серёжа Тюленин вздыхал, и возвращался домой. Но всё же сидеть дома казалось невыносимым, и он вновь выбегал на пустынную улицу, и нетерпеливо прохаживался из стороны в сторону.

Воображение его рисовало такую картину: на его родной улочке появляется отряд молодых бойцов Красной армии — настоящих богатей. Они идут, улыбаясь, и твёрдо чеканя шаг. Тогда Серёжка бросается к их командиру, который видом своим — настоящий Илья Муромец, и спрашивает у него:

— Товарищ командир, разрешите узнать, куда вы сейчас идёте?

А командир, поправив своим длинные и пышные Буденовские усы, отвечает:

— Идём в степь, чтобы отразить нападение Гитлеровской армии.

И на это Серёжка говорит:

— А разрешите я с вами?

— А что ты умеешь? — спрашивает командир.

— Всё умею! — выпятив свою тощую грудь, отвечает Серёжка Тюленин. — И стрелять умею, и в рукопашной со мной никто сравниться не может.

И тогда командир отвечает:

— Ну что же, Серёжа, в таком случае получишь ты автомат и целый набор гранат, и пойдёшь с нами.

И вот Серёжка Тюленин получает это оружие, и вливается в ряды этих молодых бойцов, которые чем-то похожи на сказочных богатырей. И вместе с ними идёт он по улицам родного города. А из-за калиток слышатся восторженные голоса: «Смотрите-смотрите — это же Серёжка Тюленин идёт!.. Вот так герой!.. Да — мы всегда знали, что у него бесстрашное сердце… Мы знаем, такой человек, как младший Тюленин сможет остановить вражеские полчища!».

И вот они выходят в степь. На них катятся армады вражеских танков, чёрной лавиной бегут, топча травы, враги. Но в сторону танков летят гранаты, а враги секутся безжалостным свинцовым ливнем…

И вот фашисты смяты и бегут.

Сам Серёжа Тюленин, во главе Советского войска, отгоняет остатки полчищ далеко, за кордон; загоняет их в само Азовское море, и…

Серёжка проснулся, и понял, что дневные грёзы плавно перешли в ночные грёзы, когда он, утомлённый долгим напряжённым ожиданием и неласковым солнцем, вернулся-таки в свой дом.

Он приподнялся на кровати, и с некоторым даже раздражением взглянул на своё отражение в зеркале, которое стояло на столе. Тощий, щуплый; а через всю грудь — татуировка — расправивший крылья орёл. Эту татуировку сделал ещё в школьные годы по личной Серёжкиной просьбе молодой шахтёр, которого все знали по клички Пульо. И много же тогда натерпелся Серёжка боли! Всё-таки не каждый выдержи, когда в течении пары часов грудь протыкают иглы… Но Серёжка всё выдержал, и орёл получился славным: каждое пёрышко, даже и пух — всё было запечатлено отчётливо, на этом ставшем частью Серёжки орле.

И тут в открытое окно, с улицы раздался крик, а за ним — какой-то резкий, непонятный звук.

Серёжка глубоко вздохнул и, на ходу застёгивая рубашку, подскочил к окну и выглянул на улицу.

Теперь родная улица казалась ещё более пустынной, чем накануне. Но ещё прислушавшись, услышал Серёжка гул моторов. И он уже определил, что гудят в городе.

Кольнула надежда: «А, может, это наши вернулись?» Но надежда эта испарилась также быстро, как и возникла. Ведь Серёжка неплохо разбирался в технике, и знал, как рычат двигатели советских грузовиков. Нет — это были вражеские силы.

Серёжка понимал, что не стоит ничего говорить ни матери, ни отцу (иначе могут задержать), а поэтому он просто перескочил через подоконник, и через секунду уже выскочил на улицу.