Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

Но потом обернулся, и увидел, что позади взметается практически от самой земли, и в самую небесную высочину клубящаяся, многокилометровая тёмно-лиловая стена исполинской тучи, из которой неистовыми разрядами выплёскивались, терзая землю, ветвистые молнии.

После последних раскалено-засушливых дней, ливень, который несла эта туча, должен был бы восприниматься с радостью, но, оглядевшись, Олежка увидел на запылённых и измождённых лицах окружавших его беженцев то же чувство щемящей тревоги и даже ужаса, которое он чувствовал и в своём сердце.

Эта страшная туча надвигалась с той стороны, откуда наступали вражьи войска, и невольно именно с врагами ассоциировалась.

А ещё Олежек чувствовал себя персонажем страшной сказки — жителем прекрасного королевства, на которое надвигаются злобные и бессчётные орды могучего колдуна. И вот теперь сам колдун обратился в чудовищный, разросшийся до неба чёрный вал, и готов был обрушиться и испепелить беглецов своими молниями, раздавить их своей многотонной тяжестью…

Завыл, клубя пыль ветер, задрожали и изогнулись с тяжким гулом окружавшие дорогу высокие травы.

И не сразу поняли люди, что к этому гулу примешивается ещё и иной гул — от пикирующих вражьих истребителей. Эти железные машины убийцы подлетели незамеченными не только из-за сильного шума, но и потому что их сложно было различить на фоне тучи.

Только послышались первые крики: «Немцы», а уже грянули, беспорядочно взрезая телеги и человеческие тела, пулемётные очереди с самолётов.

Люди бросились в стороны от дороги, падали, оглушённые этим страшным грохотом и криками иных людей; но некоторое, особенно люди пожилые или старые, никуда не успевали, и их настигали эти крупные пули.

И Олежка тоже лежал среди трав. Он вцепился руками в землю, он не смел хотя бы пошевелиться…

Наконец ударил дождь. После жара, после этого сильнейшего напряжения, когда рубашка на спине взмокла от пота и прилипла к телу, крупные капли этого дождя показались необычайно холодными.

— Эй, Олег… Олег! — это дядя Николай встряхнул его за плечо.

Олег немного приподнялся и увидел, что дядя Николай сидит перед ним на коленях.

— Что, пролетели? — шёпотом спросил Олежка.

И, хотя Николай Коростылёв не слышал его вопроса, он всё же ответил:

— Кажется, что пролетели, отстрелялись гады проклятые…

Вернулись к телегам, и там увидели страшное: людей убитых и раненых. И вид этих окровавленных и изувеченных, которые ещё совсем недавно двигались и говорили, с некоторыми из которых общительный Олег даже заводил знакомство, что он, не помня себя, разрыдался.

И всё время, пока он сидел, спасаясь от ливня, вместе с дядей Николаем, под телегой, он рыдал, и всё говорил, что немцам надо за это мстить.

А потом, когда ливень приутих, то живые выкопали большую яму, и положили туда мёртвых, и засыпали, оставив эту безымянную братскую могилу, которых много вырастало в те дни по степи.

Беженцы двинулись дальше, но возле города Шахты их настигли вражьи мотоциклисты-автоматчики. Несколько человек, по неразумению, бросились бежать, но их настигли пули…

И Олежка увидел, что враги нисколько не тяготятся убийствами беззащитных людей, что для них это вполне даже обычное дело. Дядя Николай шепнул ему:

— Лучше им не перечить, а то ведь и убить могут.

— Я их ненавижу, — прямо заявил Олег.

— Но лучше не лезть на рожон. О матери своей подумай, — посоветовал дядя.

И, возможно только благодаря этому напоминанию о милой, так волнующейся за него мамы, уберегло Олежку от ярко выраженного протеста, когда несколько головорезов подошли и к их телеге, и начали копаться в их личных вещах, выбирая то, что им нравилось.

Так как содержимое одного из чемоданов не произвело на фрица никакого впечатление, то он выругался, всё его содержимое в дорожную грязь, и ещё прошёлся по этим вещам своими вонючими сапогами.

Олег стремительно обернулся к Коростылёву, и молвил:

— Вот ведь варвар…

Фрицу не понравился тот тон, которым выражался Олег, и он приподнялся, и вытянулся, чтобы отвесить Олегу пощёчину. Но тут от соседней телеги закричал его сообщник по грабежу — он нашёл под соломой большой чемодан, и в одиночку никак не мог его достать. Этот фриц тут же забыл про Олега, и поспешил к добыче…

Безрадостным было возвращение Олега в свой город, и в свой дом. Впрочем, мог ли он назвать этот город своим? Ведь по его улицам расхаживали пьяные и наглые головорезы и считали себя полноправными хозяевами. И мог ли он считать тот большой дом, который успел ему полюбиться своим, когда в нём поселились немцы а Елену Николаевну и бабушку Веру прогнали в маленькую боковую комнатушку.

И в прихожей, и в остальных комнатах лежали какие-то крупные мешки. Некоторые из них были приоткрыты, и видно было награбленное добро…

Олег жил как в тумане. Ходил мрачный, и даже на вопросы матери отвечал односложно. Казалось, что из него высосали все жизненные соки. Но время от времени в очах его вспыхивал такой пламень, что не оставалось никаких сомнений в том, что огромная жизненная энергия всё ещё осталась в нём, и, разве что, затаилась до времени…

Денщик, который прислуживал остановившемуся у Кошевых немецкому офицеру заметил, что Олег не выражает его хозяину никакого почтения, и в один из этих первых тёмных дней оккупации остановил Олега в коридоре, и сказал ему на ужасной помеси из немецкого языка и исковерканных русских слов, что здесь остановился крупный немецкий офицер, и что Олег должен быть почтительным.

— Быть почтительным перед крупным грабителем — это неприемлемо, — мрачно ответил Олег.

— Что ти есть говорить?! — злобно уставился на него денщик.

И тогда Олег сказал ему по-немецки:

— Лучше не коверкай русский язык, а изъясняйся на своём родном, я тебя пойму. Жаль только, что ничего умного всё равно не услышу.

Денщик глядел на Олега недоверчиво и изумлённо. Он приглаживал свои жиденькие рыжие волосы, и бормотал:

— Нет. Не может быть. В этом варварском городке, в этой душной степи, не может быть образования. Ти есть диверсант. А здесь живут варвары, гнусные, грязные свиньи…

Глаза Олега вспыхнули неистовым пламенем; и он проговорил клокочущим, яростным голосом:

— Да. Я видел варваров. Я видел гнусных, грязных свиней. Они стреляют из самолётов в беззащитных людей. Они бьют, когда им не могут ответить. Они копаются в личных вещах и грабят. О, да! К сожалению, гнусные, грязные свиньи жили и в этом городе; но только раньше они таились, а теперь вот выползли, устроились в услужение к убийцам, к существам отказавшимся от чести и совести! К существам, которые мнят себя высшей расой, тогда как и до обычных свиней им ещё расти и расти!!