Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

Партизаны ещё надеялись, что удастся уйти без шума, но нет — не удалось. Палец истекающего кровью полицая дёрнулся, и надавил на курок автомата; и тут же с невыносимым грохотом прокатилась по кустам очередь — свинцовые заряды подрезали ветви, вспороли даже и речную воду.

Сидевший на мотоцикле немец аж подскочил; он тут же начал палить по кустам — целился, впрочем, слишком высоко, так что не мог задеть залёгших партизан. Одновременно фашист ухватился за руль мотоцикла, и пытался развернуть его обратно, в сторону хутора.

Но вот прогремел один меткий ружейный выстрел, и мёртвый фриц осел на землю.

Таким образом партизаны были раскрыты.

Со стороны хутора слышались беспорядочные, и вместе с тем направленные на одно — на подготовку к бою крики.

Сразу несколько автоматов, а заодно с ними и пулемёт, заорали, плююсь слепыми зарядами в сторону отдалённых кустов.

Понукаемая криками своих маленьких и больших начальничков, носилась немецкая солдатня и полицаи. И вот уже выстроились, пошли цепью в сторону кустов.

А впереди ехала грузовая машина в которой тоже сидели солдаты. Ещё катились несколько мотоциклов, с которых беспрерывно стреляли…

Партизаны пока не стреляли, так как бесполезно было стрелять с такого расстояния.

Михаил Третьякевич пригибаясь, подбежал к Яковенко и сказал:

— Теперь нужно отходить.

— Да, — кивнул Иван Михайлович, — отряд будет отходить, но нужна группа прикрытия. Тех, кто отвлёк бы огонь на себя…

— Понятно, — кивнул Михаил. — Разрешите я…

Тут заверещали частые, рассекающие ветви над их головами, пули. Оказывается, грузовик с солдатней вырвался вперёд.

Дело в том, что сидевший рядом с водителем немецкий офицер недавно прибыл с глубокого тыла, и, наслышанный об успехах своих соотечественников на этом фронте, был уверен в лёгкой победе над партизанами — в победе, за которую его, отважного Ганса, произведут в более высокий чин. Вот он и решил «погеройствовать», тем более что был уверен в собственной безопасности.

Тем не менее, первая пуля, выпущенная из снайперской винтовки Рыбалко, досталась именно этому офицеру.

Водитель пригнулся, затормозил, развернул грузовик боком. Из кузова тут же посыпались, беспорядочно паля в сторону кустов, вражьи солдаты. Некоторые из них успели залечь, но многие были скошены частым партизанским огнём.

Партизаны стреляли не только в немцев, но и по грузовику. Так что скоро рванул бензобак, и, объятая пламенем машина, уподобилась зловещему, смрадному факелу.

Распахнулась дверца в кабине, выскочил водитель, но и его настигли безжалостные пули мстителей.

Одновременно из кустов в сторону залёгших фрицев полетели несколько гранат. От взрывов содрогнулась земля, вопли раненных взметнулись в воздухе…

Наконец оставшиеся немцы опомнились, — отползли, укрывшись, в самые незначительные складки местности, и продолжали вести оттуда интенсивный огонь. С их стороны тоже полетело несколько гранат.

Затрещали кусты, в воздух взметнулись переломанные ветви, смешанные с вывороченной землей…

И тут — крик, быстро перешедший в глухие стенания.

Яковенко, и Михаила Третьякевича, которые залегли и отстреливались рядом, заволокло гарью, вокруг посыпались куски земли и ветви.

Яковенко выкрикнул:

— Кого?

В ответ прозвучало:

— Шевченко.

Тогда Яковенко и Михаил — командир и комиссар отряда переползли в сторону этих совсем уже тихих стенаний и увидели старшину отряда Шевченко, который, окровавленный, лежал на земле, и уже ничего не видел. Жить ему оставалось считанные минуты…

Глаза Яковенко сверкнули, он обернулся к Михаилу, и сказал:

— Руководителем группы прикрытия назначаю тебя.

— Я готов. Мне понадобится ещё четыре человека, — отозвался Михаил.

Стремительный паренёк Юра Алексенцев и теперь оказался поблизости, и проговорил:

— Разрешите мне.

— Разрешаю, — кивнул Михаил Третьякевич.

И вновь рванула вражья граната — страшный грохот, сыплющиеся сверху ветви, и участившиеся пересвист смертоносных свинцовых жал над самыми головами.

Основные вражеские силы подходили со стороны хутора. И уже не было времени, чтобы тщательно выбирать добровольцев.

Михаил выкрикнул:

— Бойцы! Кто здесь есть?

— Я! — отозвался Рыбалко.

И ещё два партизана: Скрыпников и Ястреб оказались поблизости. Михаил быстро разъяснил, что им предстоит.

Затем Михаил и Яковенко крепко пожали друг другу руки, и Михаил проговорил:

— Ну, стало быть, до встречи в Митякинском лесу.

— Да, — ответил Иван Михайлович.

Итак, Михаил Третьякевич остался вместе с четырьмя бойцами, а Яковенко пополз по кустам, отдавая команду: «Отходим» остальным участникам отряда.

И так уж получилось, что с самого начала этого боя Витя Третьякевич находился в самой отдалённой от своего старшего брата точке растянувшегося по кустам отряда. Иначе он непременно бы вызвался в группу прикрытия.

Но, когда Вите был передан приказ Яковенко об отступлении, он беспрекословно этому приказу повиновался, даже и не подозревая, что, не попрощавшись, навсегда расстаётся с Михаилом.

Основная часть партизанского отряда пошла вверх по течению речушки.

За их спиной слышалась стрельба да грохот. Михаил и оставшиеся с ним бойцы не жалели боеприпасов, которых им оставили в большом количестве. Они расползлись в стороны; и беспрерывно стреляли. Расстреливали один автоматный рожок, и тут же заряжали новый — переползали с места на место, и снова стреляли. Таким образом, создавали видимость, будто бы партизанский отряд оставался на месте, и вёл бой полными силами.

Большая часть отряда, который руководил Яковенко, вышла примерно на двести метров, вверх по течению. Там и залегли, осматриваясь.

И они видели, как немецкие солдаты отсекли путь для возможного отступления и прорыва группы партизан с Михаилом Третьякевичем.

Только тогда Витя узнал, что его старший брат остался в прикрытии. Он крепко сжал зубы, едва сдерживаясь, чтобы тут же не открыть огонь по фашистам в помощь Михаилу. Но он не делал этого, потому что понимал, что тем выдаст врагу расположение основной группы.

Так, в мучительном бездействии, провели некоторое время партизаны.

Иван Яковенко достал бинокль, и некоторое время вглядывался в сторону грейдера «Станица Луганская — Нижнее-Ольховка».

Наконец, сказал:

— Нет — туда не пойдём…

Витя Третьякевич проговорил с пылом:

— Но как же так, Иван Михайлович. Ведь мы же договорились в сторону Митякинского леса прорываться.

— Но теперь всё переменилось, — напряжённым голосом ответил Яковенко. — Там местность просматривается. Всё открыто. Мы будем бежать, а нам в спину со стороны хутора станут стрелять…