Михаил Филиппов - Великий раскол

Молодая женщина покраснела и, чтобы оправдаться перед мужем, подвела его к кругу, на котором была натянута парчевая материя, по которой сама царица вышивала шелками и золотом.

Царь с любопытством посмотрел на работу жены.

— Ай-да Натальюшка, ай-да мастерица! — заметил царь и прошел вместе с нею в образную.

— По делу я с тобой толковать сюда явился. Помнишь, намедни мы с тобою в Троице были? Спрашивал я тебя про Урусову.

Наталия Кирилловна молча кивнула головой.

— Так вот, мне на нее извет подан… Пишут в подметном письме, — его в Грановитой палате нашли, — что Авдотья Прокопьевна так же, как и сестра ее Федосия, к Аввакумовскому учению примкнула.

— Ой, правда ли, государь? Что-то не верится.

— Не хотелось бы и мне верить, Натальюшка: князя Петра я очень люблю, жалко мне будет его, коли впрямь жена-то его Аввакумкиной лести наслушалась.

— Как же ты, надежда-государь, поступить задумал? — спросила Наталия Кирилловна.

— Велю искать, авось правды доищусь!

Нахмурилась молодая царица. Ей стало жалко Урусову.

Морозовой она не знала, но сестра ее часто бывала в верхних женских палатах.

Как только царь ушел, Наталия Кирилловна послала одну из боярынь за князем Урусовым.

Князь сразу же явился.

— Что приказать изволишь, матушка-царица? — почтительно склонил он голову.

— Коли ты, князь, беды на свою голову не хочешь, то предупреди княгиню, чтобы она на льстивые слова попа Аввакума не больно шла. Узнал государь-батюшка об этом и зело прогневался. Торопись же, сегодня царь надумал спосыл делать.

Успокоившись немного, царица принялась за свое рукоделие.

Приближалось обеденное время. Работы в царицыных светлицах окончились.

Вернувшись домой, Урусов рассказал жене о том, что слышал от царицы.

Княгиня немедленно отправилась к Морозовой.

Федосья Прокопьевна по лицу сестры догадалась о приближающейся беде, но спокойно выслушала сестру, снова созвала всех обитателей дома и поведала им новости.

Аввакума не было.

Старицы зарыдали.

Долго они жили в доме Морозовой, и хотя и привыкли, но уходить было нужно. И старицы в тот же вечер оставили ставший им родным дом.

Точно также масса всякого люда, таившегося у Морозовой, ушла из дома.

Поздно вечером вернулась княгиня Урусова к себе. Скоро приехал из дворца и сам князь Петр.

— Ну, что, была у сестры? — спросил он жену.

Авдотья Прокопьевна ответила утвердительно.

— А что сегодня говорили у царя? — спросила она мужа.

Князь замялся.

— Еще ничего не решено, — прошептал он.

Он поднял глаза на жену и в глазах ее прочел немой укор.

Урусову стало стыдно.

Она уверенно спросила его:

— Ехать ли мне, князь, опять к сестре?

Урусов быстро окинул жену взглядом и коротко произнес:

— Нет, подожди до завтра, — завтра я узнаю все подробно.

На другой день рано утром, когда князь Петр уезжал во дворец, Урусова спросила опять у него.

— Не сходить ли мне к сестре?

Князь задумался.

— Иди, да не оставайся там долго.

С изумлением взглянула Авдотья Прокопьевна на мужа:

— Отчего я не должна там долго оставаться?

Урусов осторожно огляделся по сторонам и шепотом сказал:

— Я думаю, что сегодня же присылка к ней будет.

Княгиня вздрогнула.

— Иди, да хранит вас обеих Господь, — снова заметил князь Петр и вышел из горницы.

Авдотья Прокопьевна сейчас же отправилась к сестре.

Несмотря на чисто мужской характер и умение сдерживать свои чувства, Морозова пошатнулась, услыхав известие о присылке.

— Уже… — бессознательно произнесла вдова.

Сестры обнялись и начали молиться.

— Я от тебя не уйду, — решительно сказала Авдотья Прокопьевна.

— Пострадать со мною хочешь, сестра? — прошептала Морозова.

Во втором часу ночи раздался стук в ворота.

— Кто там по ночам стучит? — спросил ночной сторож.

— Отворяй, не разговаривай, — раздался грубый голос, — по приказу великого государя!

Хотя и предупрежденный о появлении царских людей, старик сторож медлил.

Наконец, чугунный засов был отодвинут и тяжелые дубовые ворота широко распахнулись. Во двор, скрипя полозьями, въехали две кибитки, окруженные стрельцами. Приезжие, не обращая внимания на поздний час, шумно стали взбираться на крыльцо.

Шум достиг сестер. Страх овладел Федосьей Прокопьевной и она склонилась головой на лавку, теряя чувства.

Урусова с тревогой на нее посмотрела.

— Матушка сестрица, дерзай, с нами Христос, — ободрила она опять Морозову, — не бойся, встань, положим начало.

Федосья Прокопьевна бессознательно встала, и обе сестры, подойдя к образу, положили семь приходных поклонов.

— Успокоилась, сестрица? — тревожно спросила Морозову княгиня.

Федосья Прокопьевна сурово взглянула на нее.

— Спокойна я!

Сестры благословили друг дружку и разошлись. Морозова легла на пуховик в своей постельной комнате, близ Феодоровской иконы Пресвятой Божьей Матери, а Урусова ушла в небольшой чулан, находившийся при постельной комнате, где раньше ночевала старица Меланья.

Едва сестры улеглись, как кольцо дубовой двери застучало.

Чья-то сильная рука рванула дверь, и в опочивальню, вместе с струей холодного воздуха, вошло несколько человек.

Пристально осматривая горницу, еле освещенную трепетным огнем лампад, вошедшие, не видя хозяйки, громко спросили:

— Эй, кто тут есть живые?

Но сестры молчали.

— Поищем, — дерзко проговорил думный боярин Иларион Иванов, присланный царем вместе с чудовским архимандритом Иоакимом к Морозовой.

Поиски были недолгие.

— Вот ты где, боярыня, — снова сказал Иванов, — посланы мы к тебе государем великим. Вставай. Отец архимандрит сейчас будет тебе допрос чинить.

Архимандрит приблизился к боярыне.

— Не в силах я встать, — слабо ответила Морозова.

— Ой, неправду говоришь ты, боярыня, — усумнился архимандрит, — садись тогда, коли стоять не можешь.

Но вдова опять отказалась, говоря, что и подняться с перины не может.

— Что ты говоришь еще с нею, честной отец, вели стрельцам, они поставят ее перед тобою.

Но Иоаким не решился поступить так грубо с боярыней.

— Ну, коли не можешь встать, ответствуй так против царских повеленных слов.

Морозова молчала.

— Како крестишься и како молитвы творишь? — спросил ее архимандрит.

Вдова, сложа по староверскому пальцы, перекрестилась и начала читать молитвы.

В это время один из стрельцов нашел огарок восковой свечи и зажег. В опочивальне стало светлее.

— Тако я крещусь, тако и молюсь, — твердо произнесла Федосья Прокопьевна, смело показывая сложенные персты.

— Была у тебя, боярыня, беглая старица Мелания; здесь она в дому у тебя проживала под именем Александры. Где она теперь, сказывай скорей!