Михаил Филиппов - Великий раскол

Вовсе не в этом обвинял его Никон; он говорил, что светская власть избирает и назначает святителей и уже по ее указу собор ставит их, т. е., другими словами, собор есть только исполнитель светской власти.

«По прежнему обычаю» — это правда, да этого без патриаршего соизволения, тоже по обычаю, нельзя было делать.

Но это не ответ на обвинение: Никон писал, что без согласия константинопольского патриарха Мефодий не мог быть посвящен в епископы.

Это была наглая ложь со стороны Стрешнева.

Комета, о которой говорится, была совершенно подобна комете 1811 года, после чего вскоре и сожжена Москва французами.

Мы поэтому официальному делу Никона не придаем никакого значения.

Едва ли последнее слово достоверно.

В царствование Михаила Федоровича привезена к нам из Грузии. По преданию, она привезена туда св. Ниною.

В казуистике греческие патриархи были большие мастера…

Мы всюду рылись, чтобы выяснить этот факт, но ничего не нашли.

Должно быть, что все эти изветы не имели значения, потому что в противном случае их ввели бы в протокол обвинения. Кроме того, патриархии, вероятно, перепутали следующие факты: раскольники расходились с Никоном в приеме каждения, и некоторым приезжим архиереям Никон во время службы указывал, как нужно кадить; снял же он шапку одному из архиереев, когда тот собирался читать евангелие и по забывчивости не снял клобук. О ердани даже раскольники в своих сочинениях не упоминают.

Это было нехорошо — предъявить к суду частное письмо к нему Никона.

Питирим был отведен как свидетель Никоном и не мог свидетельствовать, а Иоасаф, как кандидат на патриарший престол, не мог тоже свидетельствовать.

Земская гиль.

Его совсем не было тогда еще на свете.

Дело в том, что по обычаю восточной церкви на соборах нельзя было передавать голоса, а следовало присутствовать или непосредственно, или через особых делегатов.

Последнее все взято из извета жидов Мошки и Гершки, и нет в этом обвинении ни слова правды. Монастырь Воскресенский управлялся игуменом и его наместником, и суд производили они с экономом, казначеем и старцами. Патриарху принадлежало лишь право помилования. Никон был в действительности строг и взыскателен, но сердце он имел доброе и был всегда против жестокости.

Мы продолжаем разговор по-русски, чтобы не пестрить чтения.

Неизвестно, послал ли он его, но оно сохраняется в государственном архиве.

Юрий Хмельницкий.

Здесь намекает царь на князя Пожарского, погибшего под Конотопом.

В те времена не имели понятия ни о стихосложении, ни о размере; впервые начал писать греческим размером Ломоносов и стал рифмовать стихи. Но одно неоцененное достоинство имеют стихи Алексея Михайловича: хотя они не имели размера и благозвучия, зато имели смысл, между тем как даже и в наше время стихотворцы гонятся не за мыслью, а за громкими фразами, а потому зачастую сиди за стихотворением хоть целый день, да не выжмешь из него ровно ничего.

Выкуп.

Табак.

Дано было пятьсот тысяч злотых польских на удовлетворение князя Вишневецкого и других за отошедшие к нам их имения.

Проклятие заключалось в следующих словах: «Кровь моя и грех всех буди на твоей главе…» Соловьев удивляется этому письму и осуждает Никона; мы же находим, что если бы Никон поступил иначе или писал иначе, то это был бы не Никон. Чтобы писать такие письма, с такими выражениями, за которые впоследствии сожгли всех расколоучителей, нужно было иметь на стороне своей слишком много нравственной силы.

Не нужно забывать, что тогда западная церковь немногим разнилась от нашей, что доказывает ныне учение так называемых старокатоликов; резкую же разность приняла западная церковь с XVIII и XIX веков.

Хлебное питье, очень пьяное, употребляемое и ныне татарами.

«Ты» было у малороссов очень грубое слово, и это сохранилось до настоящего времени.

Об Алене см. Соловьева, т. 11, стр. 441.

Рубить головы.

Историк Соловьев, желая во что бы ни стало чернить и бросать в Никона грязью, простирает свое пристрастие до того, что даже и эти галлюцинации ставит в укор великому человеку (стр. 390, т. XI «История России»). «Скорбь, — говорит сей психолог, — располагает мягкие натуры к уединению, к жизни внутренней, созерцательной, натуры же беспокойные становятся от скорби еще беспокойнее». Если бы мягкая натура Соловьева выдержала в каземате три года, то посмотрели бы, как он вдался в созерцание, при обстановке Никона. Нужно еще удивляться могучей его натуре, как мог он так долго выдержать заточение. Все статистические данные указывают, что при трехлетием одиночном заключении более 60 % или умирают от разных болезней, или с ума сходят, или же становятся неспособными ни к чему.

По преданию, это было на реке Которости, или Которосли.