Николай Энгельгардт - Павел I. Окровавленный трон

«О, могущественная царица Селена, знаменитейшая из дев, бдительная луна, обитательница воздушная, верная подруга ночи, ты, сопровождаемая верными звездами, убывая, старея, ты обновляешься, всегда сверкающая; мать веков; ты, которая покровительствуешь людям, посылая легкие сны и управляя пламенными знаками небес, любимица приятной радости и мира, будь предстательницей, о, дева великолепная, сияющая, звездная, и прими наши жертвы!»

Гармонические звуки эллинской речи словно сами наполнены были лунными чарами и производили еще большее впечатление потому, что некогда, тысячелетия тому назад, в такую же тихую, теплую ночь древний человек приветствовал ими прекрасное светило. С тех пор все изменилось много раз на земле. Осталось неизменным лишь небесное светило и обращенное к нему земное слово.

— А вы помните, что сказал Тассо о луне? — заметил граф Поццо ди Борго. — Он сказал, что род человеческий спокойно может дурачиться, ибо его рассудок сослан на луну.

— И в самом деле, не сплошное ли дурачество вся человеческая жизнь? — сказал де Сакс. — В ней не было бы ничего великого, если бы не было чести. Только честь, одна честь — твердое основание среди презренной суеты людского муравейника.

— Да еще правая месть! — сказал граф Поццо.

— И слово, поэтическое и творческое слово! — сказал граф Флао.

— Пусть же, если мне суждено сегодня быть убитым, над моей могилой поэтическое слово возвещает прохожим, что среди дурачеств моего века я жил для чести и правой мести!

— Amen! — сказали секунданты. — Но надеемся, что вы останетесь победителем сегодня, как и раньше.

— А, вот и они! Пойдемте, господа, к назначенному месту.

— Я бы вам посоветовал избрать какое-либо другое! — сказал Поццо. — Конечно, нельзя верить болтовне цыганки. Однако лучше поостеречься. А она сказала, что второй раз вы не выйдете из леса, где пощадили графа Зубова, которого, по-моему, не стоило щадить. Мы, корсиканцы, стараемся у змеи, раз она попала в руки, вырвать ее ядовитые зубы. Пощаженная змея отблагодарит вас жалом. Подождем-те же противника и предложим драться здесь на дороге, вон там, где буки расступаются и вся она залита лунным светом.

— Я не хочу этого, — возразил шевалье де Сакс. — Это было бы малодушием.

— В таком случае, идемте, — сказал граф Поццо ди Борго.

— Постойте, господа. Дождемся их, чтобы условиться, — предложил граф Флао де Биллардери.

— Дожидайтесь, господа. А я пойду Мне хочется размять члены и помечтать одному.

И шевалье де Сакс пошел по тропинке, блестевшей от росы, через долину, к темневшему лесу беспечно напевая и любуясь спящими окрестностями. Секунданты остались в тени буков. Топот становился все слышнее, отчетливо звуча в пустынных полях среди ночного безмолвия.

— Какое-то непонятное, тяжелое предчувствие меня томит, — сказал Поццо, — я боюсь за нашего шевалье!

— А он беспечен и спокоен, — заметил Флао.

— Человек всегда беспечен на пороге гибели Судьба любит наносить удары внезапно. Заметьте каким жалким трусом держал себя Зубов. И что же? Судьба отвела от него руку врага.

— Непонятно, почему шевалье пощадил его?

— Судьба! Судьба размягчила ему сердце!

— Почему же должен жить грязный интриган? Почему доблестный характер должен гибнуть?

— Мир — болото, предназначенное для ползающих гадов. Дух, окрыленный честью, быстро возносится, отряхая грязь с белых крыльев.

— Да, но куда унесут его крылья? Есть ли что-либо в этих эфирных безднах? Живет ли кто-нибудь за этими звездами?

Граф Поццо ди Борго не отвечал. На дороге показались всадники и скоро подъехали.

— Здравствуйте, господа, — сказал князь Щербатов. — Извините, что мы заставили вас ждать. Заяц был очень вкусно зажарен, вино недурное и девушки прелестны. А теперь я к вашим услугам.

Щербатов и Рибопьер сошли с лошадей, передав повода Михеше, который, видимо, отдал значительную дань вину и зайцу, так ярко пламенели и его нос, и круглые щеки.

Он двинулся с лошадьми к домику лесничего чтобы там поставить их в стойло и вернуться для исполнения обязанностей секунданта.

Рибопьер стал обсуждать подробности поединка с секундантами де Сакса.

— Место — та же поляна, где состоялся поединок между де Саксом и графом Зубовым.

— Прекрасно. Но оружие?

— Князь, как вызванный, имеет право назначить тот род оружия, какой пожелает.

— Князь избирает пистолеты, — сказал Рибопьер.

— Мы согласны.

— Но в случае, если бы оба промахнулись, — вмешался в переговоры Щербатов, — кончим на шпагах.

— И на это мы согласны. Шевалье уже ждет на назначенном месте.

— В таком случае, идемте, господа.

— Но ваш второй секундант, князь?

— О, догонит нас! Он, знаете, дворянин, но простодушен. К тому же прекрасный лекарь. Умеет заговаривать кровь.

Они пошли тропинкой к лесу и скоро достигли поляны.

Шевалье де Сакс, облитый лунным сиянием, сидел на старом пне и, казалось, предавался глубоким размышлениям.

Но едва противник и секунданты показались на поляне, он встал и пошел навстречу, спокойный, улыбающийся.

Граф Поццо ди Борго сообщил ему условия. Он молча кивнул головой.

Секунданты отмерили должное расстояние и развели противников к барьерам, отмеченным брошенными плащами. Вдруг на поляну явился Михеша.

К сожалению, лесничий не преминул его угостить горным травником, что было уже лишним, принимая во внимание предшествовавшее поминание зайца. Михеша явно не годился ни в секунданты, ни в хирурги. Его вела за руку девочка, дочка лесника, и секундант то и дело клевал носом, заплетаясь ногами в высокой, росистой траве.

— Девочка, назад, — крикнул граф Поццо.

— Да и ваш второй секундант едва ли будет нам полезен! — заметил граф Флао. — Если он останется здесь, то, несомненно, мы отсюда вынесем тело даже при самом благополучном исходе поединка.

— Михешка! Разбойник! Он насосался как губка! — закричал князь Щербатов. — А еще дворянин! Тебе сделали честь, а ты… Ах, ты!..

Последовали весьма крепкие русские слова.

— Князь, не р-ругайтесь! — прохрипел Михешка. — Я н-не позволю… Мы не в Р-россии, чтобы с-свинство… Я п-потребую сатисфакции.

— Пошел назад, дурень! — закричал Щербатов. — Девочка, веди его назад!

Девочка потянула Михешу за рукав; он хотел противиться, но ноги его двинулись сами и, махнув рукой, секундант поплелся восвояси и скрылся за кустами.

— И стойло тащить свинью столько верст! — бесился князь Щербатов. — Извините, господа, слабость соотечественника!

— Что ж, посмотрим на это появление достойного российского дворянина как на шутовскую интермедию, какими перемежается нередко трагедия, заметил граф Поццо ди Борго. — Приступим, господа.