Ян Мо - Песнь молодости

Гнев, разочарование и презрение острой болью отозвались в сердце Дао-цзин. С минуту она неподвижно стояла в темном коридоре. Ей хотелось побежать за Юй Юн-цзэ, объяснить ему все, но перед ней вдруг встал образ Лу Цзя-чуаня, и она тут же успокоилась. Стиснув зубы, энергичным движением Дао-цзин отбросила со лба короткие черные волосы, на лице ее снова «появилось прежнее решительное выражение. «Идти! Скорее! Что с ним говорить — только время зря терять!»

Разыскав тетушку Ли и передав ей все, что просил Лу Цзя-чуань, Дао-цзин вышла на улицу, наняла рикшу и поехала домой. На сердце ее было тревожно.

Было уже за полночь, свет в комнате не горел. Дао-цзин дрожащей рукой повернула выключатель и сразу поняла: Лу Цзя-чуаня нет. Юй Юн-цзэ лежал на кровати и вызывающе смотрел на нее. Не обращая внимания на его настроение, Дао-цзин быстро спросила:

— Ты когда вернулся? Где Лу Цзя-чуань?

— Я не принимал на себя обязательства охранять твоего драгоценного друга! Откуда мне знать, куда он делся?!

— Не думала я, что у тебя хватит совести… Послушай, если этой ночью Лу Цзя-чуаня арестуют, виноват будешь ты. Ты предал его!

Дао-цзин сама не знала, как у нее вырвались эти слова: она была так зла на Юй Юн-цзэ, что в эту минуту он казался ей врагом.

Юй Юн-цзэ вскочил с кровати. Он резко переменился в лице и с затаенной усмешкой произнес:

— Пока еще я до этого не дошел. Но если кто-нибудь захочет отнять у меня жену, то… я сделаю все, чтобы этого не случилось.

Оба были бледны.

Дао-цзин постепенно успокоилась: во что бы то ни стало нужно было узнать, куда ушел Лу Цзя-чуань. Подавив в себе гнев, она сбавила тон:

— Юн-цзэ, все твои страхи напрасны: никто не собирается отнимать у тебя жену. Лучше скажи мне, куда пошел Лу Цзя-чуань? Это очень важно!

— Он ушел в одиннадцать, как только я вернулся. — Юй Юн-цзэ развел руками и криво улыбнулся. — Разве он может оставаться с таким отсталым человеком, как я? Как увидел меня, тут же ушел. Можешь успокоиться: у меня есть совесть, и я еще не дошел до того, чтобы быть предателем!

Дао-цзин не знала, радоваться ей или огорчаться. Ее успокаивало то, что Лу Цзя-чуаня не арестовали у нее. И все же она не сумела оставить его у себя… Его могли схватить на улице. Если это так, виновата все равно она!

Дао-цзин сидела, низко опустив голову. Ее мучило сожаление, на душе было тоскливо. Она вышла во двор и, остановившись под жужубом [76] Жужуб — китайский финик. , устремила печальный взгляд на усеянное звездами небо. Мысль о том, что она не сделала всего, что могла, подавляла ее и жгла сердце.

— Дао-цзин, иди спать! Ты что, думаешь до утра там стоять? — крикнул из комнаты Юй Юн-цзэ.

Дао-цзин не пошевельнулась. Она продолжала стоять под деревом и, не отрываясь, глядела на темное, пасмурное небо. Прошло больше часа, прежде чем она очнулась от своих раздумий.

«Нельзя так распускать нервы. Подожду. Три дня пролетят незаметно».

Прошел один день, другой, третий, четвертый, а Лу Цзя-чуань не появлялся.

Что с ним?..

Дао-цзин хорошо помнила его слова: «В течение трех дней я обязательно приду за листовками». Но прошло уже десять дней, и Дао-цзин стала терять надежду; беспокойство росло в ней с каждым часом. Узнать, где Лу Цзя-чуань, было не у кого: Сюй Нин арестован, Ло Да-фан уехал. Ходила Дао-цзин к тетушке Ли, но та переехала в другое место, а куда точно, соседи не знали.

Целыми днями Дао-цзин не находила себе места.

«Почему я не настояла, чтобы он остался здесь? Почему не помогла ему?!» Мучительное раскаяние терзало Дао-цзин, словно она предала товарища. Она ненавидела себя за слабость, нерешительность, но еще больше возмущалась она поведением Юй Юн-цзэ, его эгоизмом. С утра до вечера Дао-цзин неподвижно сидела у окна, глядя на одинокий зеленый жужуб. Она чувствовала себя так, словно весь мир переменился: только было открывшиеся двери в счастье опять наглухо захлопнулись. Когда в комнате никого не было, она доставала оставленную Лу Цзя-чуанем сумку, задумчиво гладила ее. Дао-цзин не послушалась Лу Цзя-чуаня и не сожгла листовок: она все еще надеялась, что он придет за ними. С каждым днем она все больше бледнела и худела.

— Что-нибудь случилось? Отчего ты такая печальная? — заметив перемену в жене, спросил однажды Юй Юн-цзэ.

Дао-цзин лишь покачала головой и ничего не ответила. Но Юй Юн-цзэ не отставал. Наконец она не выдержала и возмущенно сказала:

— На моем месте всякий, у кого есть хоть капля совести, чувствовал бы себя виноватым. Кто знает, может быть, это я погубила его…

Юй Юн-цзэ впился в нее взглядом, в уголках его губ появилась ехидная, презрительная улыбка.

— Так… Оказывается, ты переживаешь все из-за своего «дорогого друга» господина Лу?.. Тогда послушай моего совета — выкинь его из головы! Такие люди плохо кончают: все они ходят по скользкой дорожке.

Дао-цзин внимательно смотрела на Юй Юн-цзэ. Подумав секунду, она схватила его за руку и быстро спросила:

— Это правда? Откуда ты знаешь?.. Он арестован?

Юй Юн-цзэ уверенно кивнул головой. На самом деле он не знал, арестован Лу Цзя-чуань или нет, но ему во что бы то ни стало хотелось разрушить веру Дао-цзин в этого человека.

Нервы Дао-цзин не выдержали. Она обхватила голову руками и зарыдала. Она не боялась больше ни насмешек Юй Юн-цзэ, ни его ревности. Юй Юн-цзэ вспылил:

— Не верю я в твоих коммунистов, не верю в их силу! Экая жалость! Забрали, не дали ему завершить его «благородное» дело! Но ты не волнуйся. Твоих «товарищей» еще много…

— Замолчи! — Дао-цзин в гневе вскочила. — Как ты смеешь издеваться надо мной?

Помолчав, она продолжала сквозь слезы:

— Какой же ты бессовестный! У тебя на глазах хватают революционера, ему грозит гибель, а ты еще злорадствуешь… убирайся!

Оттолкнув Юй Юн-цзэ, она выбежала из комнаты.

Вечером, когда Дао-цзин вернулась домой, они оба начали сетовать на свою неудавшуюся совместную жизнь. Дао-цзин жила, как на необитаемом острове — без близких, без друзей; рядом не было никого, кто мог бы разделить с ней ее страдания и надежды. Дни тянулись скучно и однообразно. Но одно она поняла ясно: если взгляды на жизнь у людей расходятся, жить вместе они не могут. Надеяться на то, что любовь поддержит этот союз, мечтать о каком-то спокойном сосуществовании — значит обманывать себя. «Уйти! Иначе он загубит всю мою жизнь!» — постепенно созрело в душе Дао-цзин решение.

Однажды Дао-цзин снова достала сумку, оставленную Лу Цзя-чуанем, и приготовилась сжечь ее. Ждать дальше не имело смысла: Лу Цзя-чуань все равно не придет. Она нерешительно открыла сумку и увидела пачки листовок — красных, зеленых, белых… Ей стало и горько и радостно. «Друг! Вот я и встретилась с тобой!..»