Ян Мо - Песнь молодости

Внезапно музыка прекратилась. К столу подошла оживленная, раскрасневшаяся Бай Ли-пин. Прежде чем сесть, она пошутила:

— Вы так нежно разговариваете! — Повернувшись к Дао-цзин, она продолжала: — Лин Жу-цай талантливый человек. У него недавно умерла жена, и он очень горюет… Будь с ним поласковее. Ну ладно, не хочу вам мешать.

Улыбнувшись Лин Жу-цаю, она отошла от столика.

Только теперь Дао-цзин все поняла. Вот, оказывается, почему Бай Ли-пин так «заботливо» отнеслась к ней! Она просто с помощью Дао-цзин хочет снискать себе расположение этого господина. Эта мысль заставила Дао-цзин отбросить последние остатки дружеского расположения к Бай Ли-пин. Чувствовала она себя подавленной. Со своего места Дао-цзин было видно, как Бай Ли-пин любезничает с банкиром и откровенно флиртует с начальником канцелярии муниципалитета, да еще поглядывает в ее сторону, словно проверяя, насколько она, Дао-цзин, обворожила Лин Жу-цая. Посмотрев на нее, Дао-цзин подумала: «И это ты, Бай Ли-пин, которая вместе с Цуй Сю-юй лила слезы и скорбела о родном Северо-Востоке?!.» Перед взором Дао-цзин возникла вся компания студентов, которые два года назад в новогоднюю ночь собрались в комнате Бай Ли-пин. Именно этой ночью в ее жизнь вошел Лу Цзя-чуань. Дорогой друг Лу Цзя-чуань…

Снова играла музыка, снова Бай Ли-пин танцевала. Лин Жу-цай осторожно поставил перед Дао-цзин бокал с вином, но она, словно не замечая этого, отодвинула стул и, кивнув ему, сказала:

— Простите, мне нужно выйти…

Дао-цзин вышла из дверей гостиницы. Серебристо-серое небо было усеяно яркими звездами, дул прохладный ветерок. Она внезапно почувствовала, что мир стал как будто шире и светлее. Воздух дышал свежестью и свободой. Дао-цзин вздохнула полной грудью и, глядя на сверкающие звезды, подумала: «Уже два часа ночи. Куда же мне идти?»

Боясь преследования, она поспешно свернула в ближайший переулок и пошла в северном направлении.

«Уже поздно, куда мне деваться?» Она машинально брела вдоль берега Бэйхэ. Отсюда было недалеко до Пекинского университета, где она прожила столько лет, имела таких хороших друзей, любила… И тут она вспомнила о Ван Сяо-янь. Ее ласковые, добрые глаза манили к себе Дао-цзин. «Пусть она сердится на меня, я все-таки пойду к ней. Она не может возненавидеть меня из-за своей тетки. Пойду непременно!» Дао-цзин ускорила шаг. Радость предстоящей встречи с Ван Сяо-янь заставила ее забыть усталость последних дней, и она быстро зашагала по пустынной ночной улице.

Миновав несколько знакомых улиц, Дао-цзин, сама не зная как, очутилась на улице Шатань, около дома, где они жили с Юй Юн-цзэ. Она невольно остановилась и, глядя на темные, плотно закрытые ворота, нерешительно подумала: «Живет ли он все еще здесь?..» Какое-то необъяснимое чувство надолго приковало ее взор к этому небольшому домику, как будто она хотела сквозь мрак ночи и толщу стен увидеть ту комнату. Резко повернувшись, Дао-цзин пошла прочь. «Сколько времени можно помнить о прошлом, которое давно умерло!» — ругала она себя.

Был уже третий час ночи, когда Дао-цзин подошла к пансиону. Она постучалась в дверь, затем нажала кнопку звонка. Только ее прерывистое дыхание нарушало тишину холодной пустынной улицы. Прошло довольно много времени, прежде чем за дверью раздался невнятный старческий оклик:

— Ночь на дворе, кого вам нужно?

— Я пришла к Ван Сяо-янь. Будьте добры, откройте, пожалуйста! — охрипшим от усталости голосом проговорила Дао-цзин.

В этот момент ей больше всего хотелось, чтобы дверь скорее открыли и она смогла лечь на постель Сяо-янь или еще на чью-нибудь и уснуть, уснуть… Но голос за дверью все так же невнятно пробормотал:

— Сейчас нельзя, я не могу открыть. Пансион открывается только в половине шестого. Подождите до рассвета.

— У меня важное дело, откройте, пожалуйста!

— Нельзя, нельзя…

С этими словами старик удалился. Было слышно, как хлопнула дверь его комнаты.

«Не могу же я стоять здесь и ждать рассвета!» — подумала Дао-цзин. Она прислонилась к темно-красным дверям с облупившейся краской и, бессильно склонив голову, вслушивалась в безмолвие ночи. «Куда идти? В гостиницу? Нельзя! К Бай Ли-пин? Тем более! Скоро рассветает, поброжу пока, а потом вернусь». И она устало побрела по улице. Уехав из Динсяня, Дао-цзин ни разу как следует не отдохнула и почти не спала несколько ночей подряд. Напряжение борьбы осталось позади, и нервы ее сдали; бесцельное брожение по ночным улицам еще сильнее утомляло, и ее клонило ко сну. Но ночевать было негде, и она бродила по улицам, бродила до бесконечности. Чтобы не проходить мимо дома, где они жили с Юй Юн-цзэ, Дао-цзин по знакомым улицам побрела к каналу у Гугуна [104] Гугун (Зимний дворец) — в прошлом императорский дворец в Пекине. . Прислонившись к столбу на набережной и с трудом преодолевая сон, Дао-цзин смотрела на серебрящуюся гладь воды. В сердце ее была пустота. Она пыталась о чем-то думать, старалась что-нибудь вспомнить, чтобы скоротать время, но это ей плохо удавалось. Небо на востоке начало светлеть. Впервые за долгое время Дао-цзин с тоской подумала о доме, о собственной кровати, впервые со всей полнотой осознала, что такое тепло и любовь семьи. И снова почему-то она вспомнила Юй Юн-цзэ, подумала о двери, мимо которой только что прошла.

«Как-то он там, бедняга! Может быть, страдает, тоскует обо мне!» — подумала она. Легкая угловая беседка дворца в предутреннем тумане казалась ей сказочным чудовищем. Внезапно перед ее глазами снова промелькнула белая холеная рука Лин Жу-цая, подававшего ей бокал, и она невольно с отвращением сплюнула.

Усталость брала свое, и, прислонившись к холодному парапету набережной, Дао-цзин задремала.

Когда она проснулась, на востоке уже пробивались первые лучи солнца. Она облегченно вздохнула и весело зашагала обратно. Однако, вернувшись к общежитию, Дао-цзин увидела, что был всего только пятый час. Она не стала стучаться и, присев у дверей, снова задремала. Неожиданно до ее слуха невнятно донесся слабый, как стук дождевых капель, звук:

— Ма! Мама…

Она очнулась, думая, что слышит это во сне, протерла глаза, но голос не исчез:

— Мама, мама! Где моя мама?..

Послышался плач. Окончательно разогнав дремоту, Дао-цзин поняла, что звуки раздаются где-то совсем рядом. Она встала и отправилась на поиски. Под навесом лавчонки, находившейся напротив общежития, на холодных каменных ступеньках, тесно прижавшись друг к другу, лежали двое малышей. Дао-цзин наклонилась и при слабом свете утренней зари посмотрела на ребят: старшему мальчику было лет восемь-девять, младшему — пять или шесть; их крошечные худенькие личики были грязными, тела детей не прикрывала ни одна тряпка. Малыши, казалось, спали. Но вот младший, заливаясь слезами, снова принялся звать мать.