Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

Ирод направил Фраату письмо, в котором просил его, равно как подчиненных ему вавилонских иудеев, не сердиться на него, если он пригласит Гиркана вернуться в Иерусалим и разделит с ним его царскую власть, дарованную ему три года назад сенатом Рима, а теперь вверенную ему волею Предвечного. В подтверждение своего намерения царствовать совместно с Гирканом он уговорил Сарамаллу в качестве своего полномочного представителя лично переговорить с Фраатом и убедить его в том, что Ирод глубоко почитает Гиркана как друга своего отца Антипатра и что как раз теперь наступил тот момент, когда он сможет отблагодарить его за все благодеяния, оказанные ему бывшим первосвященником за полученное воспитание и образование, а также за спасение его жизни во время суда, учиненного над ним по наущению его врагов-иудеев в отместку за справедливую казнь разбойников-галилеян, грабивших миролюбивых соседей-сирийцев.

Сарамалла, имевший на Фраата влияние, блестяще справился с возложенной на него миссией, и Гиркан, несмотря на мольбы вавилонских иудеев не покидать их и не верить на слово Ироду, который, как все идумеяне, обещает одно, а делает прямо противоположное, собрался в дорогу. Иудеи снабдили его значительной суммой денег, а вавилонский священник Ананил, покровительствовавший Гиркану за годы его вынужденного изгнания, вызвался проводить его до самого Иерусалима.

Нельзя было без чувства горечи и сострадания смотреть на изуродованного старика, которому перевалило за восемьдесят лет. Его дочь и теща Ирода Александра без устали рыдала и ни на шаг не отходила от отца. Не просыхали от слез и глаза его внучки Мариамны и внука Аристовула. Гиркан и сам разрыдался при виде поседевшего Ирода. Оставшись наедине с Гирканом, Ирод спросил:

– Что я могу сделать для тебя?

– Мне, старику, ничего не нужно, с меня достаточно того, что я снова дышу воздухом моей родины. Лучше позаботься об Ананиле, в доме которого я нашел приют и заботу об мне.

Ирод тут же назначил Ананила первосвященником вместо казненного Антигона. Это решение Ирода вызвало крайнее неудовольствие со стороны Александры. Как-то во время ужина, когда за столом собралась вся семья, включая приглашенного в качестве почетного гостя Ананила, с нею случилась истерика.

– Как ты мог, – кричала Александра, – как ты мог до такой степени унизить не только меня, но и моего отца, который был первосвященником при самом Помпее? Или ты, простолюдин, выскочивший в цари, решил, что отныне все важнейшие должности в Иудее станут занимать такие же простолюдины-выскочки, как ты?

За столом наступила гробовая тишина. Гиркан сидел, глядя в свою тарелку, и не смел ни на кого поднять глаза. Покрасневший Ананил, для которого назначение его первосвященником явилось полной неожиданностью, сослался на какие-то неотложные дела и, извинившись, вышел. Ирод, дождавшись, когда Александра немного успокоится, спросил:

– А кого бы ты хотела видеть на месте первосвященника?

– Моего сына и твоего шурина Аристовула! – с вызовом ответила Александра. – И я добьюсь, что Аристовул станет первосвященником!

По тому, как испуганно вскрикнула Мариамна, всем стало ясно, что Александра хватила через край. Дорис, снова непомерно располневшая, с интересом наблюдала, во что выльется эта внезапно вспыхнувшая ссора. Насторожившаяся Кипра всем своим видом умоляла сына не давать волю гневу. Даже Ферора, демонстративно сторонящийся всего, что происходит в их семье, и тот присмирел, с тревогой глядя на Саломию, которую, это было видно по ее помрачневшему взгляду, особенно задели слова Александры об ее брате-простолюдине, выскочившем в цари, и, стало быть, всех их, наследниках Антипатра, с которым считались первые лица Рима, – ничтожном происхождении.

– Кто станет первосвященником, а кто нет, – тихо произнес Ирод, обращаясь к одной лишь теще, – решаю я и никто другой. Ты, Александра, поступишь благоразумно, если раз и навсегда усвоишь это.

Тон, каким были произнесены эти слова, привел, наконец, Александру в чувства. Ирод же после этого злополучного ужина сделал для себя вывод: поскольку он по воле Предвечного царь и, послушный Его воле, должен оставаться таковым и впредь, то начинать следует с наведения дисциплины и полного послушания в собственном доме.

Начать, однако, ему пришлось не со своего дома и даже не с усмирения страны, народ которой продолжал роптать против его утверждения в царском сане, а с отражения внешней угрозы. Без всяких видимых причин царь Аравии Малх перешел со своим войском через Иордан и, вторгшись в пределы Иудеи, стал грабить и убивать ее население. Ирод, никак не ожидавший такого коварства со стороны родственника, немедленно снарядил и послал к Малху посольство с намерением вразумить того и объяснить, что Иудея, равно как ее царь Ирод, никоим образом не являются врагами Аравии, а, напротив, рассматривают ее как своего ближайшего соседа, с которым Иудея жила прежде и намерена жить впредь в мире и согласии. Малх, даже не приняв послов, приказал убить их. Это было невиданным нарушением всех норм взаимоотношений между соседними государствами. Ирод спешно собрал войско и выступил навстречу Малху. В первом же сражении арабы потерпели поражение и вернулись восвояси. Ирод расставил вдоль Иордана сторожевые посты, приказав им не вступать в стычки с арабами, если те вздумают снова вторгнуться в пределы Иудеи, а сам с основными силами вернулся в Иерусалим. Когда войско было уже на марше, в тыл ему неожиданно ударили невесть откуда взявшиеся египтяне под командованием Афениона, с которым Ирод по пути в Рим имел несчастье познакомиться во время своего кратковременного пребывания в Александрии. Афенион был евнухом, бесконечно преданным Клеопатре. Тот факт, что Ирод уклонился от удовлетворения похоти крючконосой царицы, вызвал в Афенионе презрение к нему. Клеопатра, потакая влюбленности в нее Афениона, позволяла ему наблюдать через специальную дырочку, сделанную в пологе кровати, за ее интимными утехами с мужчинами, доставляя тем самым своему обожателю единственную радость, на которую тот был способен. Лишившийся этой радости Афенион, рассчитывавший насладиться зрелищем связи царицы с гостем из Иудеи, сразу же возненавидел Ирода. Когда отвергнутая Клеопатра сказала Ироду: «Берегись отвергнутых женщин, они бывают страшно мстительны», – судьба его для Афениона была решена. Выпроваживая Ирода из покоев царицы, Афенион сказал ему: «Ты запомнил, что сказала тебе моя госпожа? Берегись, Ирод: оскорбление, которое ты нанес сегодня самой прекрасной в мире царице, не подлежит прощению».

Ирод тогда не придал словам Афениона никакого значения, и лишь теперь, встретившись с ним лицом к лицу и с потерями для себя отразив его подлый удар в спину своему войску, вспомнил его давнюю угрозу.