Нелли Шульман - Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

Граф Теодор отвез Марту на остров Шваненвердер, на реке Хафель, в берлинском пригороде. По соседству с виллами нацистских бонз, в элегантном особняке, располагалась Reichsbräuteschule, школа для арийских невест. Лекции в ней читала рейхсфюрерин Гертруда Шольц-Клинк. Глава женщин рейха ласково встретила Марту. Она обещала графу, что за десять дней, его будущая невестка узнает все, что необходимо арийской жене и матери.

Эмма понизила голос:

– А вам рассказывали…, – она оглянулась на пустынную лестницу. Марта вчера, с графом Теодором приехала из Берлина. Эмма и Генрих остановились в замке, надзирая за приготовлениями к свадьбе, назначенной на сегодняшний вечер. Марта бросила взгляд на факелы, на мраморных колоннах зала. Она, согласно традиции, не видела Генриха:

– Скучаю…, – ласково подумала девушка, – скорей бы этот фарс закончился. Мы сегодня здесь ночуем. Хорошо, что за нами никто не следит…, – им с Генрихом надо было обсудить связь с Лондоном. Марта не хотела, чтобы в Британии знали ее настоящее имя. Генрих согласился:

– Осторожность никогда не помешает. Мы не знаем, есть ли в Британии агенты СССР…, – Марта прервала его:

– Есть…, – девушка задумалась, – но мама меня в подобное не посвящала. Я только коммерческими операциями занималась. СС перегоняет деньги в Чили и Аргентину…,– почти безмятежно добавила Марта, – но ты и сам это знаешь. В Британии есть резиденты СССР, как и здесь, в Берлине…, – Генрих помнил о выплатах, идущих в южноамериканские банки:

– Не только ради безопасности, – думал фон Рабе, – они собираются что-то финансировать. Понять бы что…, – они с Мартой решили не забивать эфир личными новостями, как смешливо назвал их Генрих. Имелись вещи важнее его семейного положения.

Марта закатила зеленые глаза. Она, одними губами, отозвалась:

– Рассказывали. Надо подчиняться желаниям мужа. Привезли какого-то врача. Он предупреждал нас, что нельзя думать о других мужчинах, иначе их черты передадутся будущим детям. Я бы их всех заставила еще раз пройти школьный курс биологии, – мстительно добавила Марта:

– Не понимаю, как девушки шесть недель выдерживают…, – их обучали домоводству, кройке и шитью, уходу за детьми. В школе собрались девушки из обеспеченных семей, где не вынимали ветчину из тушеной капусты. Тем не менее, наставницы говорили, что жена обязана обеспечивать мужу покой и уют, в несколько часов, которые он проводит под крышей семейного очага. Жена должна была встречать мужа в элегантном платье, с уложенными волосами. Детей предполагалось выстроить в передней, для нацистского салюта отцу. Девушки ахали, рассматривая фотографии многодетных семей. Малыши, едва научившиеся ходить, умели вскидывать руку.

– В общем, – подытожила Марта, – ничего интересного. В Швейцарии нас, хотя бы, обучали изысканной кухне, искусству застольной беседы…, – здесь застольная беседа подразумевала обсуждение «Майн Кампф». Впрочем, женщины в подобные разговоры и не вступали. Им предлагалось делиться секретами воспитания детей, и приготовления обедов.

Генрих приходил на свадьбу в полных регалиях СС, и даже с клинком.

– Фото не будет, – усмехнулся жених, – не волнуйся. Коллеги предпочитают не показываться на снимках, из соображений безопасности…,– после свадьбы он менял голубой кант погон, на серебристый цвет. Генрих переходил в личную канцелярию рейхсфюрера. Марте, по возвращению в Берлин, надо было сдать вступительные испытания в Берлинском Техническом Университете, но здесь она затруднений не видела. Марта хотела учиться заочно, в связи с должностью ее будущего мужа, и приезжать в Берлин для экзаменов и встреч с научным руководителем.

– Постараюсь заполучить себе в наставники герра Цузе…, – она прижалась к боку Генриха, – я занималась математической логикой, его полем деятельности…, – Генрих, обнял ее:

– Война закончится, очень скоро. Сумасшедший зарвется, СССР его разгромит. Марта говорили, что они готовы к боевым действиям…, – он, мрачно, вспомнил, что Марта последний раз была в СССР пять лет назад. Генрих подумал о чистках и расстрелах, в сталинской армии:

– Не стоит себя обманывать. Война может затянуться. Наш долг, долг немцев, христиан, избавиться от Гитлера. Обезглавить режим, тогда страна оправится…, – с Мартой он, пока, этими планами не делился.

Девушка поправила черно-красную повязку, со свастикой, на рукаве рубашки:

– И я принесла клятву…, – Эмма увидела презрительный огонек в зеленых глазах, – в лояльности фюреру и рейху, в том, что буду производить на свет арийское потомство, и воспитывать детей, верных идеалам НСДАП…, – Марта склонила голову, прислушиваясь.

Во дворе загремела музыка. Хор офицерской школы СС, размещавшейся в замке, готовился к торжественному приему. Они исполняли Treuelied, «песню верности», как ее называли, гимн СС.

Высокое сопрано присоединилось к мужским голосам:

– Wollt nimmer von uns weichen, uns immer nahe sein,

Treu wie die deutschen Eichen, wie Mond und Sonnenschein!

– Мы никогда не склоним голов, оставаясь верными, как немецкие дубы, как луна и солнце…, – Эмма тоже запела. По дубовым половицам заскрипели начищенные сапоги. Он прислонился к двери, разглядывая тяжелый узел бронзовых волос, хрупкую спину, в белой униформе Лиги.

Песня закончилась, за спиной Марты раздались аплодисменты. Обернувшись, она увидела подтянутого, среднего роста мужчину, темноволосого, с пристальными, внимательными серыми глазами. На погонах Марта заметила дубовые листья. Девушка вспомнила:

– Оберфюрер, генерал…, – щелкнув каблуками туфель, Эмма крикнула: «Зиг хайль!». Марта вскинула руку: «Хайль Гитлер!».

– Моему тезке очень повезло, – он улыбался, тонкими губами, не отводя взгляда от Марты, – у вас прекрасный голос, ваша светлость…, – Марта покраснела:

– Я еще не…, Простите, не имею чести знать…, – ущипнув ее, Эмма сказала, свистящим шепотом: «Это оберфюрер…»

– Генрих Мюллер, – он склонился над рукой Марты, – тезка вашего будущего мужа, друг вашей семьи. Ваш самый преданный поклонник, дорогая фрау фон Рабе…, – глава Geheime Staatspolizei, гестапо, тайной государственной полиции рейха, поцеловал ее пальцы. Мюллер улыбался:

– Не смею мешать. У вас знаменательный день, торжество…, – он указал на алтарь:

– Я буду одним из свидетелей. Граф фон Рабе, то есть Генрих, меня пригласил…, – он пожал Марте руку: «Еще раз поздравляю».

Шаги стихли на лестнице, Эмма выдохнула:

– Генрих сказал, что Мюллер терпеть не может Макса…, – Марта смотрела вслед, шефу гестапо, нехорошо прищурившись:

– И это нам очень на руку, – она подтолкнула Эмму:

– Пойдем, мне просто необходимо покурить, перед сегодняшним вечером.