Лоренс Шуновер - Крест королевы. Изабелла I

— Изабелла полюбит тебя, тогда она поймёт и простит, — произнесла королева, на этот раз король уловил нежность в её голосе и отметил улыбку на её губах, когда она посмотрела на него. — Мы позаботимся о твоей подруге и твоём ребёнке. Незаметно. Когда он станет старше, ты его признаешь.

— Я совершенно не хотел сказать, что признание моего отцовства произойдёт немедленно. Я сделаю это только тогда, когда моё положение в Кастилии укрепится. Будет совершенно бестактно признать моё отцовство именно сейчас. К тому же он может и не выжить.

«Что ж, — подумала королева, — очень удачно, что у Фердинанда такая трезвая голова. Казна Арагона почти опустела. Паук-король Франции угрожает северным провинциям и помогает мятежникам Каталонии на юге».

— Наши солдаты заняты, — сказал король Хуан, нахмурив брови. — Я едва ли смогу обеспечить тебе почётный эскорт для въезда в Кастилию.

— Я не собираюсь вступать в Кастилию во главе мощного эскорта «иностранцев». Будущий король не должен приезжать как завоеватель. А в то же время дворец моей невесты в Вальядолиде осаждён со всех сторон. Это требует внимания в первую очередь!

Фердинанд отправил герольда к герцогу Медине Сидония в Андалусию с подписанной копией брачного контракта и подстрекательским письмом, лицемерно сокрушаясь по поводу раскола в Кастилии. Из письма следовало, что сторонники короля Генриха и сторонники Изабеллы одинаково слабы. Письмо Фердинанда было рассчитано на то, чтобы дать понять Медине Сидоиия, что пришло его время сделать выбор.

— Ну что ж, — произнёс герцог Медина Сидония. — Мне всегда нравилась Изабелла! — И он немедленно развязал войну против своего соседа, маркиза Кадиса, сторонника Генриха, с которым всегда враждовал, когда центральная власть была особенно слаба. Андалусия вновь была охвачена вспышкой гражданской войны.

Сбитые с толку маркиз Виллена и король Генрих отправились на юг, пытаясь разобраться в причинах новых волнений. Королева Хуана укрылась в безопасном Мадриде, негодующая и разочарованная в жизни, превратившейся в нескончаемую череду войн.

В Арагоне Фердинанд весело улыбался:

— По крайней мере в данный момент Изабелла вне опасности. Разве я не ловко придумал, отец?

— Превосходно, — сказал король осторожно, так как заметил подозрительную хитринку в голубых глазах сына. — Но чего же ты хочешь? Когда у тебя такое выражение, ты всегда чего-то хочешь.

— Я просто раздумывал, сир, достаточно ли я готов, чтобы свататься к такой высокопоставленной сеньоре, как «наследница и владелица двойной короны Кастилии и Леона».

— Мне кажется, что ты продемонстрировал свои способности, сын. Эта женщина, Эболи...

— Если бы моя мать слышала нас, сир, то она бы определённо сказала: «Не будь вульгарным». Но сейчас речь не об этом. У вас ведь тоже двойная корона.

Король Хуан вздохнул, улыбаясь:

— Да, ты прав. Я прожил уже почти сорок лет; для каждого из нас придёт свой час. Бери всё то, что хочешь: если я не могу тебе дать денег или солдат, то по крайней мере могу наградить тебя титулом. Что ты хочешь?

— Я был бы значительно лучше подготовлен к браку, если бы у меня была корона.

— Но не корона Арагона! Нет, мальчик, только не это, ещё не время!

— А Сицилия, сир?

— Я боялся, что ты попросишь корону Арагона. Это рановато — я ещё не в могиле.

— Ваше величество в самом расцвете сил. Если мои молитвы что-нибудь значат перед троном Господним, ваше величество будет здравствовать ещё много лет.

— Если бы я обладал твоей способностью изъясняться, то не был бы осаждён врагами на старости лет. Возьми её, Фердинанд. Возьми корону Сицилии. Это древняя и почётная корона — уважай её. Но обладание ею довольно опасно.

— Я буду уважать этот титул. И я сохраню корону.

— Забирай её! Забирай!

Во всех крупных канцеляриях Европы вскоре стало известно и с возрастающим интересом отмечено, что Фердинанд Арагонский внезапно стал королём. Молодой человек, к которому теперь следовало относиться серьёзнее, получил корону Сицилии, отмеченную славой, завоёванной в крестовых походах.

Оставалось последнее препятствие на пути к заключению брака.

— Изабелла отказала королю Португалии по причине близкого родства, — сказал Гуттиере де Карденас. — Она опасается значительной задержки в Ватикане, прежде чем будет получено разрешение на брак между ней и принцем Фердинандом, который тоже является её близким родственником.

— Она всё ещё опасается? — мягко произнёс король Хуан. — Выкинь эти страхи из головы, дон Гуттиере. Всё уже давно решено.

— Разве? — спросил Фердинанд.

— Ты когда-то сомневался в своём отце? — спросил король.

— Нет, сир, — улыбнулся Фердинанд.

— Тогда не сомневайся во мне и сейчас. Как только вы поженитесь, зная своего сына, я могу сказать, что ущерб уже будет причинен и никакая власть под этим небом не сможет разлучить мужа и жену. Весь мир окажется перед фактом свершившегося. Перед этим отступит всё. Арагон и Кастилия станут единой плотью и единым королевством. Генрих и поддерживающая его фракция увянут, как цветок, побитый морозом.

— Но она никогда не выйдет замуж без благословения церкви, — воспротивился Карденас.

— Она и не должна будет так поступать, — ответил король.

На следующее утро Фердинанду показалось, что всё происходит во сне. Король Хуан предъявил посланнику Изабеллы свиток пергамента, который мгновенно уничтожил все препятствия к будущему браку. Это была папская булла, подписанная высшим авторитетом христианского мира — Папой Римским, дающая разрешение Фердинанду Арагонскому вступить в брак с любой женщиной, находящейся с ним в четвероюродном родстве. Документ был убедительным для Карденаса не только потому, что немногие монархи могли бы осмелиться фальсифицировать переписку со святым престолом, но и потому, что свинцовые печати невозможно было подделать.

— Одна из самых больших трудностей в отношении нас, королевских семей, заключается в том, что мы давно тесно связаны между собой родством. Несколько лет назад я позаботился получить документ с разрешением на брак именно ради такого непредвиденного обстоятельства, возникшего сейчас. Видимо, ангел направил меня! — Голос короля Хуана звучал торжественно.

Лицо Фердинанда было бесстрастно; без всякого сомнения, печати были подлинные, но ведь из Рима приходило много папских булл. Было не так уж трудно перенести их с одного пергаментного свитка на другой.

— Вы видите, — сказал король Хуан, — что на документе есть свободное место для имени невесты. Я открыто и честно признаю, что, хотя мой сын и я никогда серьёзно не думали ни о ком, кроме Изабеллы, в качестве его жены, могла бы возникнуть ситуация, если бы она умерла, не дай Бог этому случиться, и тогда принц Фердинанд вынужден был бы жениться на другой. Но другая принцесса тоже могла бы, вполне вероятно, оказаться в том же запрещённом кругу родства. Вы понимаете меня, дон Гутгиере?