Виктор Поротников - Спартанский лев

У Ксеркса закружилась голова от грандиозных заманчивых перспектив. Из Греции на кораблях легко достичь Италии и Сицилии, завоевать их и опять же морским путём переправиться в Ливию. С Карфагеном он воевать не станет: карфагеняне давние враги западных эллинов, И значит, для персов они друзья. Он даже готов уступить Сицилию Карфагену в обмен на помощь в завоевании богатой серебром Иберии. После захвата Иберии персидское войско через земли кельтов и иллирийцев может вернуться в Грецию либо по берегу Ливии добраться до Египта.

«Это будет величайший из походов, совершенных персидскими царями, — думал Ксеркс. — С присоединением к Персидскому царству западной части Ойкумены я создам мировую державу! И буду единым её властелином! Останутся непокорёнными только европейские скифы да инды у реки Ганг, но со временем я доберусь и до них».

Ночью Ксерксу не спалось. Мысли о далёких завоеваниях не давали ему покоя. Царь уже не думал о мести афинянам: разве можно считать Афины достойным соперником, если на западе есть более могущественные племена? Он расправится с афинянами мимоходом, исполняя волю своего покойного родителя, только и всего. По-настоящему громкие победы персидское войско одержит где-нибудь в Италии, Сицилии или Иберии. По слухам, в Иберии живут очень воинственные племена, которые ещё никому не удавалось покорить.

«Никому не удавалось, а я покорю! — думал Ксеркс, ворочаясь с боку на бок. — Говорят, в Италии сильные государства созданы латинами и тирренами. Что ж, скоро я узнаю силу тех и других».

Беспокойство Ксеркса разбудило Кармину, единственную из его жён, которой посчастливилось сопровождать супруга в этом далёком походе. В ближайшем окружении царя ни у кого не было сомнений в том, что он возьмёт с собой в поход именно Кармину. Только с ней Ксеркс был по-настоящему счастлив, только её он боготворил и всячески выделял среди прочих своих жён. Ксеркс слишком дорожил Карминой, чтобы оставить ос надолго без своей защиты. Он знал, какую ненависть питает к Кармине царица Аместрида, дочь Отаны. Если бы Ксеркс оставил Кармину в Сузах, Аместрида отравила бы её ещё до того, как персидское войско перешло Геллеспонт.

Кармина стала расспрашивать мужа, почему ему не спится. Ксеркс с большой охотой открыл любимой жене свои замыслы, сравнивая будущие деяния с деяниями персидских и ассирийских царей, живших до него.

— Ни Кир Великий, ни Камбиз так и не достигли края земли. Однако персы почитают Кира как бога и восхищаются Камбизом за то, что он завоевал Египет. При мне восставший Египет был вновь покорен. Дважды мною был усмирён непокорный Вавилон. Теперь я собрал невиданное по численности войско, с которым дойду до Столпов Мелькарта. Если мой великий отец, чтобы переправиться из Азии в Европу, соединил берега Геллеспонта одним мостом, то я построю два моста. Мой отец для войны с Афинами велел сделать шестьсот триер, а я построил тысячу боевых кораблей, не считая грузовых судов. Так чьи замыслы и начинания обширнее? Кто из персидских царей более велик, чем я?

Увидев в глазах любимой женщины восхищенный блеск и услышав из её уст то, что ему хотелось услышать, Ксеркс привлёк Кармину к себе в порыве признательной благодарности и запечатлел на её устах долгий поцелуй.

От Криталл персидское войско выступило в следующем порядке. Впереди двигалась конница из шести мидийских племён. Воины-мидяне были в одеждах своего племени, верхом на конях определённой масти.

Так, лошади перитакенов были серые в яблоках, лошади струхатов — вороные, лошади аризантов — каурые. Всадники из племени бусов ехали на конях золотисто-рыжей масти. Рядом с ними гарцевали воины-маги на гнедых конях, следом за которыми держались конники из племени будиев верхом на пегих лошадях с длинными гривами и хвостами. Длина лошадиных хвостов была такова, что отряд будиев подметал ими дорогу.

За мидийской конницей двигался царский обоз, окружённый плотным кольцом из пеших персидских копейщиков.

Затем шли жрецы в длинных белых одеждах и островерхих колпаках с отворотами, закрывающими рот. Жрецы пели священные гимны под звуки свирелей. Шестеро несли особый негасимый огонь в сосуде, установленном на носилках. Это была частица того негасимого огня, который днём и ночью горел на горе близ Персеполя, поддерживаемый жрецами-огнепоклонниками. Любой из персидских царей, вступая на царство, зажигал свой царский огонь, видимый издалека. Умирал царь, и угасал его огонь. Куда бы ни отправлялся персидский царь, d ним неизменно находился сосуд, в котором горел огонь.

Следом за жрецами царские конюхи вели десять священных огненно-рыжих коней, посвящённых Митре, богу Солнца. Чуть поодаль двигалась богато украшенная, сверкавшая позолотой и драгоценными камнями, четырёхколёсная повозка с лёгкой крышей. Её поддерживали тонкие витые колонны из чистого золота. В повозку были впряжены восемь белых лошадей, которыми управлял возница, шагавший позади. На повозке ехал незримый Ахурамазда, великий творец мира и младших богов-язата. Поскольку Ахурамазда олицетворял собой свет, то тела у него не могло быть. Чтобы показать Ахурамазду на каком-нибудь барельефе, персидские резчики по камню обычно изображали пучок расходящихся в стороны солнечных лучей.

За священной колесницей Ахурамазды ехал Ксеркс на высокой квадриге, запряжённой четвёркой огромных нисейских коней золотистой масти. Царской колесницей правил Патирамф, шурин Ксеркса.

Если зной становился невыносимым, то царь царей переходил с колесницы в крытую повозку, где была Кармина. Эта повозка двигалась непосредственно за царской колесницей.

Затем следовала тысяча копьеносцев, это были самые доблестные и знатные персы. На них были длинные кафтаны жёлто-красных расцветок, на головах войлочные тиары, напоминавшие башенки с зубцами по верхнему краю. Потом двигалась тысяча отборных персидских всадников. Они были вооружены дротиками, кинжалами, луками и стрелами.

Затем, держа равнение, шли «бессмертные». Десять тысяч пеших воинов, которых отбирали из всего персидского войска. Тут были не только самые высокие, но и самые храбрые, испытанные во многих битвах воины. Их называли «бессмертными» по той причине, что всякий выбывший из-за недуга или смерти воин немедленно заменялся другим. Оттого «бессмертных» всегда было ровно десять тысяч. Из них у тысячи воинов на концах копий были золотые шары размером с яблоко, поэтому этих «бессмертных» называли ещё мелофорами [177] То есть «носящие яблоко». От греческого «мелос» — яблоко. . Мелофоры помимо высокого роста, телесной крепости и воинского умения имели также красивую внешность, они неизменно несли стражу не только у царского шатра, но и во дворцовых покоях.