Виктор Поротников - Спартанский лев

И вот прославленный поэт наконец-то пожаловал в Спарту.

Был месяц апеллей по-спартанскому календарю. С этого месяца в Лакедемоне начинался новый год, а также происходили выборы эфоров и всех прочих должностных лиц государства.

Потому-то спартанцы встречали Симонида без особой пышности, так как знать Лакедемона была целиком занята обычными предвыборными склоками. Впрочем, поэт не был огорчён этим, ибо славы и поклонения ему хватало в других городах Эллады, куда его постоянно звали честолюбцы всех мастей, желая, чтобы поэтический талант Симонида послужил их возвышению. К тому же он приехал в Спарту, чтобы повидаться со своим давним другом, который ни с того ни с сего вдруг перебрался на постоянное жительство в Лакедемон, хотя знал, с каким недоверием относятся спартанцы ко всем чужеземцам.

Друга звали Мегистием. Он был родом из Акарнании, маленькой гористой страны на северо-западе Греции, омываемой ласковыми водами Ионического моря.

Мегистий встретил Симонида с искренним изумлением и неподдельной радостью. Они не виделись без малого четыре года.

Во внешности Симонида было больше отталкивающего, нежели привлекательного. В свои семьдесят лет он был необычайно подвижен, живость ума сочеталась в нём с телесной крепостью. Симонид никогда не страдал излишней полнотой, но и худобой не отличался. Тело его, несмотря на многие недуги, выглядело моложаво. Свои волосы Симонид с некоторых пор стал подкрашивать, придавая им более светлый оттенок, чтобы скрыть седину.

Все знавшие его, даже те, кто хорошо к нему относился, говорили, что природа обделила именитого поэта. Симонид был неплохо сложен телесно, имел густые волосы, небольшие руки и ступни ног, но при этом у него было совершенно несимпатичное лицо. Горбатый нос слишком выдавался вперёд, большой рот был слегка перекошен. Особенно это было заметно, когда Симонид улыбался, а улыбался он часто. Глаза, поставленные слишком близко к переносице, при столь широком лице и вовсе создавали эффект некоторого косоглазия. Большие торчащие в стороны уши поэт всегда тщательно прикрывал длинными волосами. Вдобавок, речь его не блистала правильностью произносимых звуков. Знаменитый поэт слегка пришепётывал и если, волнуясь, начинал говорить слишком быстро, то глотал окончания слов либо бубнил что-то неразборчивое.

В отличие от Симонида Мегистий при своём статном сложении имел и правильные черты лица. У него был внимательный пристальный взгляд, речь была нетороплива. И взгляд и голос Мегистия обладали каким-то завораживающим эффектом — это чувствовали все, кому доводилось общаться с ним.

Мегистий был моложе Симонида на семь лет. Они познакомились случайно на Пифийских играх [60] Пифийские игры — устраивались каждый третий год летом на Криссейской равнине, близ Дельф. Посвящались Аполлону Пифаею, отсюда название. , где поэт, как всегда, блистал, прославляя своими дифибрами атлетов-победителей. Это случилось более тридцати лет тому назад.

Мегистий, который уже тогда был прорицателем, предсказал одному из атлетов скорую гибель в сражении от удара копьём. Поскольку дело происходило на дружеской пирушке, то все присутствующие отнеслись к предсказанию с иронией и недоверием. А находившийся там же Симонид немедленно сочинил для атлета надгробную эпитафию в высокопарном стиле.

Год спустя знаменитый атлет-панкратиец [61] Панкратий — борьба с элементами кулачного боя. действительно сложил голову в битве за родной город. Сограждане, похоронив его на общественный счёт, установили на могиле камень с эпитафией, сочинённой на том злополучном пиру.

Прознавший об этом Симонид разыскал Мегистия, который жил в небольшом приморском городке Астаке. Тогда-то и завязалась дружба между прославленным поэтом и безвестным ранее прорицателем.

После того случая известность Мегистия как провидца необычайно возросла. Где бы он ни появлялся, его неизменно обступали люди, просившие предсказать судьбу им самим или их родственникам. К Мегистию обращались за советом даже правители городов и предводители войск перед каким-нибудь трудным начинанием или накануне похода. И Мегистий никогда не ошибался в своих предсказаниях.

Если Симонид много путешествовал, как он выражался, «в поисках вдохновения», то Мегистий почти безвыездно жил с семьёй в Астаке, служа толкователем снов при местном храме Зевса Морфея. Со временем, правда, когда возмужали младшие братья, произошёл раздел отцовского имущества, и Мегистию пришлось перебраться в Эниады, самый большой город в Акарнании. Вскоре с известностью к Мегистию пришёл и достаток. Он стал эксегетом [62] Эксегет — толкователь оракулов, знамений и сновидений. при государственном совете Эниад и должен был сопровождать все священные посольства акарнанцев в Дельфы и Олимпию.

Дом Мегистия в Эниадах был широко известен не только его согражданам, но и многим приезжавшим сюда эллинам. Частым гостем был и Симонид.

Незадолго до переезда из Эниад в Спарту у Мегистия умерла жена, поэтому кое-кто из его соотечественников решил, что таким образом он пытается залечить душевную рану.

Симонид хоть и был в молодые годы падок на женщин, однако спутницей жизни так и не обзавёлся. Он относился к любви, как к вину или игре в кости, считая женщин средством, горячащим кровь. Привязанность Мегистия к супруге, не отличавшейся ни умом, ни красотой, поначалу была непонятна Симониду, который полагал, что его друг достоин иной женщины, более красивой внешне, с более возвышенным строем мыслей. Но, приглядевшись к жене Мегистия повнимательнее, Симонид вдруг понял, в чём её прелесть. Эта женщина удивительным образом соответствовала складу характера своего супруга. Мегистий был сторонником постоянства во всём. Его никогда не бросало в крайности в отличие от того же Симонида. Взбалмошная легкомысленная женщина либо особа, подверженная тщеславным порывам, непременно нарушила бы душевный покой Мегистия, помешала бы его каждодневным внутренним самосозерцаниям.

Овдовев, он не пожелал жениться вновь, хотя женщин, согласных соединить с ним свою судьбу, в Эниадах было достаточно. Мегистий объявил согражданам, что в его жизни наступает самый важный период, потому-то он и уезжает в Лакедемон.

— Когда я был в Эниадах в позапрошлом году, там только и было разговоров о том, что акарнанцы лишились самого знаменитого своего прорицателя, — произнёс Симонид, угощаясь солёными оливками. Было время полуденной трапезы. — Скажу больше, многие акарнанцы полагают, что спартанцы каким-то образом сумели переманить тебя в свой город, мой друг. Часть акарнанцев уверена, что причина твоего отъезда в Спарту — это печаль по умершей жене. Скажи мне, Мегистий, кто из твоих сограждан прав.