Виктор Поротников - Спартанский лев

Оракул Амфиарая предсказал спартанцам, что их будет преследовать гнев Талфибия, которого они оскорбили убийством персидских послов, до тех пор, пока убийство это не будет искуплено. Словно в подтверждение этого предсказания на обратном пути из Беотии на горной дороге один из феоров был убит камнем, упавшим сверху с высокой скалы.

В Спарте же святилище Талфибия вдруг наполнилось множеством змей, которые покусали не только жрецов этого святилища, но и многих горожан, пожелавших принести жертву. Истреблять змей в таком месте, как и всяких других живых существ, считалось кощунством, поэтому спартанские власти оповестили граждан, чтобы те не ходили в святилище Талфибия и жертвовали легендарному герою еду со своего стола, не выходя из дома.

Желая отблагодарить Симонида за эпиникию, сочинённую им в честь Леарха, Астидамия пригласила знаменитого кеосца к себе домой на небольшое торжество. Симонид за то время, что он находился в Спарте, успел побывать в гостях у многих. Однако после застолья у Астидамии он вдруг обрёл некую моложавость и такой бодрый вид, что это сразу бросилось в глаза Мегистию, в доме у которого остановился закадычный друг.

— Не знаю, чем меня там кормили, но во мне вдруг пробудились такие силы, вдруг захватило такое желание обладать женским телом, что... — Симонид смущённо умолк.

— Рассказывай, — с усмешкой подбодрил его Мегистий. — Ты же знаешь, что я из породы неболтливых людей. Наверно соблазнил кого-нибудь из подруг хозяйки?

— Нет, дружище, — Симонид покачал головой. — Я оказался в постели с самой Астидамией. Вот так-то!

Мегистий изумлённо присвистнул.

— Ты творишь чудеса, друг мой, — промолвил он. — У Астидамии репутация очень неприступной женщины. Впрочем, если исходить из психологии здешних женщин, то в этом поступке нет ничего удивительного.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Симонид. — Я совсем не хочу обвинять Астидамию в распутстве. Клянусь Зевсом, она не такая!

— Полностью с тобой согласен, — кивнул Мегистий уже без усмешки. — Однако полагаю, ты успел заметить, что спартанок отличает от прочих гречанок какое-то особенное честолюбие. Они падки на мужчин, в чьих жилах течёт кровь древних греков, либо на удостоившихся величайших почестей. Слава того или иного человека притягивает спартанок, как пламя светильника притягивает мотыльков. Хорошо, если кому-то достался в мужья, скажем, прославленный полководец или атлет, тогда честолюбие будет полностью удовлетворено. Может быть и так, что супруг, поначалу ничем не примечательный, всё-таки добивается высших почестей от государства. Но если кто-то так и не сумеет выделиться ни отвагой, ни мудростью, ни чем-то ещё, тогда, по местной морали, его жена имеет полное право сойтись на ложе с мужчиной, который хоть в чём-то превосходит её законного мужа. Заметь, — Мегистий многозначительно поднял кверху указательный палец, — не из мести супругу, не из зависти или обиды, но единственно из желания зачать ребёнка от более достойного человека. Ведь по законам Ликурга предназначение женщин в Лакедемоне — это пробуждать в мужчинах доблесть и производить на свет потомство от выдающихся отцов.

Я уверен, Симонид, что даже если Астидамия родит от тебя слабого младенца, то старейшины вряд ли прикажут отнести его к Апофетам [94] Апофеты — ущелье в горах, куда спартанцы относили хилых младенцев на съедение диким зверям. , ибо над этим ребёнком будет довлеть слава его отца. А это в Лакедемоне самая надёжная защита в таких случаях.

— Ты думаешь, Мегистий, что Астидамией двигало желание зачать от меня сына? — неуверенно проговорил Симонид.

— Прежде всего ею двигало искреннее желание отблагодарить тебя, друг мой, — заметил Мегистий. — Не удивляйся. У лакедемонянок довольно широко распространена именно такая форма благодарности, ведь здешние женщины считают себя самыми красивыми на свете. Поэтому, отдаваясь какому-нибудь знаменитому человеку, спартанка прежде всего желает произвести на него неизгладимое впечатление.

— Скажу откровенно, Астидамии удалось очаровать меня, — признался Симонид. — Если честно, то я не видел женщины с более прекрасным телом, чем у неё. А ведь ей, кажется, уже за сорок!

— Если я не ошибаюсь, — сказал Мегистий, — сорок лет Астидамии исполнится только через пять месяцев.

— Астидамия и лицом не менее прекрасна, чем телом, — задумчиво промолвил Симонид. — Божественная женщина! Я обязательно сочиню эпиграмму в её честь.

— Да ты, кажется, потерял голову, дружище! — Мегистий засмеялся.

— Ради такой женщины и головы не жалко, — махнул рукой Симонид и тут же продекламировал стихотворные строфы:

После этого Симонид принялся сетовать, что ему уже семьдесят лет.

— Ну, было бы мне хотя бы шестьдесят. Я тогда женился бы на Астидамии.

— Друг мой, она ни за что не покинет Спарту, — сказал Мегистий. — Ты же не привык подолгу жить на одном месте.

— Ради такой женщины я согласился бы поселиться в Спарте, — заявил Симонид самым серьёзным тоном.

— Даже так? — Мегистий удивлённо приподнял брови.

Беседу двух друзей нарушило появление царя Леонида и его брата Клеомброта.

Дом Мегистия находился как раз между герусией и домом Леонида, поэтому царь частенько после утреннего заседания по пути домой захаживал в гости. Вот и на этот раз Леонид оказался в гостях у Мегистия, повинуясь своей давней привычке. Перед этим Леонид случайно повстречал на улице Клеомброта, увлёк того разговором и таким образом привёл его с собой.

Мегистий и Симонид сразу обратили внимание на мрачную раздражённость Леонида, хотя он и старался выглядеть спокойным и невозмутимым.

— Что-нибудь случилось? — спросил Мегистий, обращаясь сразу к Леониду и Клеомброту.

Леонид хмуро промолчал.

Клеомброт же ответил, не таясь:

— Не знаю, грозит ли случившееся ныне бедой Лакедемону, но с гневом Талфибия это несомненно связано.

Мегистий и Симонид непонимающе переглянулись.

Отведав вина, Клеомброт стал рассказывать то, что узнал от Леонида.

Оказывается, в Спарту прибыли послы из города Тиринфа, которые просят помочь им в борьбе с Аргосом. Тиринфяне вознамерились выйти из союза городов, во главе которого стоит Аргос. Когда-то в этом союзе было десять городов, их жители принадлежали к дорийскому племени. Но по мере ослабления Аргоса после неудачных войн со Спартой из этого союза вышли два больших города, Эпидавр и Трезена. Ныне примеру двух этих городов решил последовать Тиринф. Аргосцы заявили тиринфянам, что согласны отпустить их из союза, но при условии, что те сроют стены и башни своего города. По словам аргосцев, это будет гарантией того, что тиринфяне не замышляют зло против Аргоса.