Виктор Поротников - Спартанский лев

«Отправившись в дорогу в хорошую погоду, вы сможете лучше рассмотреть красоту нашей обширной державы, — говорил Гидарн. — К тому же Ксеркса теперь нет в Сузах. Царь царей обычно на всё лето уезжает в Экбатаны, свою другую столицу. Там кругом горы и потому прохладно».

Но Гидарн лукавил. На самом деле из-за восстания в Вавилоне Ксеркс в это лето не покидал Суз. Спартанских послов Гидарн задерживал в Дамаске по той простой причине, что путь пролегал через охваченные восстанием земли. Послы не должны были видеть и знать то, что хоть в какой-то мере умаляло могущество Персидской державы.

Не рвался в дорогу и Булис. Он старался внушить Сперхию, что судьба даровала им прекрасную возможность вкусить тех благ, о которых в Лакедемоне никто не может и мечтать.

— Не забывай, дружище, что мы с тобой искупительная жертва, — говорил Булис. — Ксеркс прикажет немедленно умертвить нас, как только узнает о цели нашего приезда. Неужели тебе так не терпится умереть?

— Хочу тебе заметить, друг мой, что над нашим отечеством довлеет проклятие богов, — отвечал Сперхий. — Кто знает, во что ещё может вылиться это проклятие помимо запрета Спарте воевать. Может, в Лаконике наступил мор или засуха погубила посевы. А ты твердишь про какие-то блага, чуждые эллинам. Стыдись, Булис! Чем скорее мы с тобой умрём, тем вернее наступит избавление для спартанцев от гнева Талфибия.

Булис принимался раскаиваться в сказанном, но было видно, что слова его неискренни: пребывание но дворце Гидарна доставляло ему огромное удовольствие и умирать за отечество он явно не торопился.

Всё это злило Сперхия, но он не мог ничего поделать. Оставалось только ждать, когда спадёт жара. Ожидание продлилось целый месяц. К концу июля восставшие вавилоняне были окончательно разбиты. И только после этого спартанцы наконец покинули гостеприимный Дамаск.

Когда люди Гидарна сообщили Ксерксу, что к нему едут спартанские послы, то царь преисполнился гордости и торжествующего самодовольства, как если бы он уже завоевал не только Афины, но и всю Грецию. Ксеркс призвал к себе Демарата, который числился в царских советниках.

— Помнишь, Демарат, я спросил тебя очень давно, когда ещё был жив мой отец, — начал Ксеркс. — Я спросил тебя, какие греческие государства покорятся персидскому царю добровольно, а какие станут воевать до последней возможности. Мой отец собирал тогда огромное войско, желая отплатить афинянам за своё поражение под Марафоном. И ты сказал мне, Демарат, что не можешь говорить за прочие эллинские государства, но скажешь только про спартанцев. С твоих слов выходило, что Спарта никогда и ни за что не покорится, что спартанцы станут сражаться с персами, даже если вся остальная Греция сложит оружие. Ты помнишь свои слова?

Демарат согласился:

— Да, царь, именно так я и говорил. И готов повторить это ещё раз.

— Может, ты ещё поклянёшься своей головой, Демарат, в том, что спартанцы не убоятся войны со мной, — промолвил Ксеркс, пристально глядя на Демарата.

Присутствующие при этом персидские вельможи и евнухи также смотрели на невозмутимого спартанца.

— Я готов поклясться чем угодно, царь, — после непродолжительной паузы проговорил Демарат, — что спартанцы скорее лягут костьми все до одного, но не покорятся. Ибо над спартанцами властвует Закон, запрещающий им склонять голову перед неприятелем.

— В таком случае, друг мой, скоро ты лишишься головы, — Ксеркс скорбно вздохнул, — так как в Сузы направляется спартанское посольство. Я не знаю, каким образом дошёл слух о том, что я собираюсь в поход на Элладу, только в Спарте, как видно, решили замириться со мной раньше всех прочих эллинов.

Демарат не смог удержаться от снисходительной усмешки. Он опустил голову, чтобы царь не заметил этого.

Однако Ксеркс заметил.

— Чему ты усмехаешься, Демарат? — нахмурился царь. — Я посмотрю, как ты будешь усмехаться, когда спартанские послы падут ниц передо мной на том самом месте, где ты сейчас стоишь.

Во взглядах персидских вельмож сквозили презрение и неприязнь. Пожалуй, только на лице у Артабана можно было прочесть нечто похожее на сочувствие к бывшему спартанскому царю.

— Не сочти меня дерзким, царь, но ни кланяться тебе, ни падать ниц спартанские послы не станут, — сказал Демарат. — Я не знаю, что побудило Спарту отправить в Азию послов. Убеждён лишь в том, что это не связано с намерением принести тебе свою покорность. Извини меня за прямоту, царь.

— А если ты ошибаешься? — Ксеркс встал е трона. — Если спартанцы устрашились войны со мной, что тогда?

— Я могу ошибаться в чём угодно, царь, только не в этом, — промолвил Демарат, глядя Ксерксу прямо в глаза.

Льстецы из окружения Ксеркса уже успели наговорить ему сладкозвучных речей о том, что Эллада скорее всего покорится без войны. Победы персов над египтянами и вавилонянами, по всей видимости, произвели впечатление на западных эллинов. И вот результат — Спарта шлёт послов к персидскому царю.

— Ступай, Демарат, — раздражённо бросил Ксеркс. — Через три дня спартанские послы будут здесь. И если твоя уверенность не подтвердится, тогда берегись! Ведь ты только что поклялся своей головой, что они не станут просить меня о мире.

Демарат поклонился царю, но не столь низко, как это делали персы, и удалился.

В день, когда спартанцы должны были предстать пред царскими очами, в тронном зале собралась почти вся персидская знать.

Ксеркс, восседавший на троне под балдахином, с любопытством разглядывал двух рослых плечистых мужей в коротких плащах и сандалиях на босу ногу. Их длинные светлые волосы были тщательно расчёсаны. Ксеркса удивило то, что послы, имея бороды, не имели усов. Это показалось ему нелепо и некрасиво. Не понравилось Ксерксу и то, что на послах не было ни золотых, ни серебряных украшений, да и одежда была из грубой льняной ткани, словно эти люди прибыли не к самому могущественному из царей, а выехали повидаться с соседями, живущими неподалёку.

«Либо спартанцы крайне бедны, либо грубы и невежественны», — подумал царь.

Ксеркс окончательно уверился во втором своём предположении, когда увидел, что послы наотрез отказываются поклониться до земли. Царские телохранители попытались принудить послов к этому силой, но те сопротивлялись с такой яростью и упорством, что было очевидно: они готовы скорее умереть, чем согнуть спину перед владыкой персов.

Повинуясь приказу царя, телохранители оставили послов в покое.

Ксерксу не терпелось узнать, что привело к нему спартанцев.

«В конце концов, покорность Спарты для меня важнее, нежели земные поклоны двух этих невежд», — рассудил он.

Каково же было разочарование царя, когда один из послов заговорил.