Виктор Поротников - Спартанский лев

Если среди мужского населения Спарты у Евриклида и Дионисодора были сторонники, то все женщины, невзирая на возраст, были на стороне Эллы. Открыто выступила в её защиту и Горго. Её мнение имело вес в Спарте после случая с пленными аргосцами.

Когда Леотихид и Амомфарет после битвы при Гиппокефалах привели в Спарту около сотни пленных аргосцев, то толпа периэков хотела устроить над ними самосуд. Увидев это, Горго смело вступилась за пленников, говоря, что участь аргосцев вправе решать лишь спартанцы, сражавшиеся с ними, но никак не трусы, бежавшие от опасности куда глаза глядят. Эфоры сочли сказанное Горго справедливым и постановили заковать пленников в цепи и отправить в каменоломни.

Однако старейшины, и в их числе Евриклид и Дионисодор, единодушно заявили, что пленные аргосцы заслуживают более суровой кары. Особенно после того, что они сотворили с Прасиями и другими городами Лаконики. Старейшины проголосовали за то, чтобы предать пленников смертной казни. В то время как эфоры колебались в принятии окончательного решения, Горго пришла в эфорейон, чтобы напомнить о поступках древних спартанских царей: те никогда не казнили пленных врагов, считая постыдным убивать безоружных.

«Тем более постыдно для лакедемонян вымещать злобу на поверженном враге, — сказала Горго. — За свою дерзость и жестокость аргосцы наказаны поражением при Гиппокефалах. И если кто-то из старейшин досадует, что его меч не окрасился их кровью, на то была воля богов. Но при чём здесь пленные?»

Эфоры опять признали правоту Горго и подтвердили своё намерение сослать пленников в каменоломни.

Когда Горго отправилась домой, то из толпы периэков неожиданно выскочила одетая женщина и преградила ей дорогу. Она выкрикнула, что аргосцы убили её мужа и брата и что она осталась с тремя малыми детьми на руках.

«Месть — это не преступление, но освящённый богами обычай, — кричала незнакомка. — По какому праву ты, женщина, оспариваешь решение старейшин, наделённых высшей властью!»

«По праву царицы Спарты», — ответила Горго.

«Нигде кроме Лакедемона женщины не помыкают мужами, настаивая на своём», — бросила упрёк незнакомка.

Тогда Горго произнесла слова, которые услышали многие в толпе, эти слова очень скоро стали неким девизом для лакедемонянок.

Многие старейшины по прошествии некоторого времени согласились с тем, что Горго справедливо не позволила им казнить пленников. И только Евриклид и Дионисодор упрямо продолжали твердить, что она сует нос не в своё дело. На самом деле свершилось неслыханное: молодая царица открыто бросила вызов совету старейшин и победила!

— Горго наверняка таким образом мстит старейшинам за своего отца. Многие сограждане не понимают этого, восхищаясь умом и благородством жены Леонида, — разглагольствовал Дионисодор в кругу близких друзей.

Спартанские послы вернулись из Коринфа в начале осени. И сразу пошли разговоры о том, что афиняне и спартанцы заключили союз, дабы противостоять нашествию варваров. К этому союзу немедленно присоединились корифяне и мегаряне, союзники Лакедемона, а также платейцы, союзники Афин. Во главе Эллинского союза был поставлен совет из представителей всех вступивших в него государств — синедрион. Председательствовали в синедрионе афиняне и спартанцы.

На первом же заседании синедриона коринфяне предложили прекратить все войны между греческими государствами, чтобы взаимная вражда не расколола созданный союз. Прежде всего это касалось афинян и эгинцев, между которыми вот уже много лет тянулась, то вспыхивая, то затухая, непримиримая война на море. С тех пор как афиняне построили собственный мощный флот, они стали теснить эгинцев на всех торговых рынках. Эгинцы давно проиграли бы эту войну, если бы не раздоры в среде самих афинян и не помощь эгинцам со стороны критян и аргосцев.

От усиления морской мощи Афин страдали и коринфяне, которые тоже оказывали поддержку Эгине. Однако власти Коринфа сделали мудрый шаг во благо общему делу, предложив афинянам и эгинцам заключить мир. Афиняне первыми откликнулись на этот призыв, попросив коринфян и спартанцев стать посредниками при улаживании споров между ними и эгинцами. В Спарте поначалу приветствовали затею коринфян, поскольку вступление Эгины в Эллинский союз значительно усиливало объединённый греческий флот. Но когда те же коринфяне стали настаивать, чтобы Спарта заключили мир с Аргосом, то среди спартанских старейшин вспыхнули споры. Большинство старейшин не желали видеть Аргос в Эллинском союзе, эфоры же напрочь отказывались даже обсуждать это. Более того, в Лакедемоне начались демонстративные приготовления к войне с Аргосом. Спартанцы заявляли, что им удастся ещё до нашествия персов на Элладу разрушить Аргос.

Если афиняне и коринфяне уговаривали Спарту не начинать войну с Аргосом, то Эгина и Мегары открыто объявили, что в случае начала этой войны они встанут на сторону аргосцев.

Только-только созданный Эллинский союз грозил развалиться.

Очередные выборы эфоров помешали спартанцам начать войну. Вновь избранная коллегия к негодованию сторонников войны с аргосцами объявила о готовности заключить мир. Немало людей в Коринфе, Афинах, Мегарах и Эгине вздохнули с облегчением, узнав о таком решении спартанских эфоров. Дабы высказать свои добрые намерения и желание замириться со своим извечным врагом, лакедемоняне отпустили без выкупа всех аргосских пленных и убедили сделать то же самое микенян.

Посредниками в этом деле выступили коринфяне и эгинцы.

Несмотря на уговоры эгинцев и предпринятые шаги лакедемонян, в Аргосе не торопились заключать мир со Спартой и вступать в Эллинский союз. Аргосцы желали, чтобы спартанцы вернули им также Кинурию. И ещё они хотели председательствовать в Эллинском союзе наравне с афинянами и спартанцами.

После таких заявлений лакедемоняне прекратили всякие переговоры. Вопрос о мире повис в воздухе. Афиняне попросили спартанцев не вступать первыми в войну с Аргосом, дабы сохранить в целости Эллинский союз. Если же аргосцы опять вторгнутся в Лаконику, тогда афиняне придут на помощь лакедемонянам по первому их зову. В Спарте ответили согласием на это предложение.

Едва взглянув на брата, Дафна сразу поняла: что-то случилось. Был вечер. В это время суток Леарх должен был находиться в доме сисситий, где повара уже приступили к раздаче первой смены блюд.

Дафна сразу сказала об этом Леарху, едва тот появился на пороге её дома.

— Гляди, влетит тебе за опоздание на общественную трапезу, ну, выкладывай, что стряслось. Только быстро.

Она привела брата в мужской мегарон и усадила на стул. Старый раб, возившийся с дровами возле очага, повинуясь властному жесту Дафны, тотчас покинул обширное помещение, разделённое дубовыми колоннами на три части. Несколько масляных светильников на бронзовых подставках с трудом рассеивали царивший в мегароне полумрак.