Валерий Воронин - Замок воина. Древняя вотчина русских богов

Вскоре к князю подошёл какой-то человек. Одет он был в белую рубаху с наброшенным поверх её кафтаном. Было тепло, и кафтан, наверное, ему хотелось снять, но человек не смел этого сделать, как будто соблюдал некий приличествующий ему этикет.

Феликс Феликсович немедленно открыл глаза и сел.

– Что, надо ехать? – спросил он.

Человек лишь поклонился и отступил на два шага назад. Его начищенные сапоги блеснули на солнце, и князь поморщился. Да, надо возвращаться в реальную жизнь. Короткая передышка завершилась.

Вскоре дорожная коляска князя Юсупова проехала по узкой сельской улице и свернула к мечети. Проехав мост, она оказалась возле центральных врат. Здесь Феликс Феликсович вылез из коляски и, подойдя к фонтану, набрал в пригоршни воды. В следующее мгновение он омыл холодной водой лицо и махнул вознице: «Езжай!» Сам же неспешно пошёл к «караван-сараю», где его уже поджидал управляющий Греков. Лицо его казалось мрачным, но он держался, стараясь быть приветливым и спокойным.

Князь и управляющий о чём-то переговорили, но слов разобрать было нельзя. Лишь стоящий на почтительном расстоянии слуга расслышал окончание фразы: «…перенесли в подземелья». Это был голос управляющего. Но что он имел в виду, догадаться было невозможно.

Феликс Феликсович утвердительно кивнул головой и похлопал управляющего по плечу в знак поддержки. Действительно, этот момент и для князя, и для управляющего его имением «Аскерин» был переломным. Они прощались друг с другом. Тихо и незаметно.

Уже самое ценное, что хранилось в замке, было перенесено в подземелье и упрятано там от злых людей. Вход в подземелье тщательно заложен каменными плитами и засыпан сверху толстым слоем земли. Такая маскировка должна уберечь сохраняемое от проникновения любого человека. Шаманка Шариде провела особый обряд, которым «запечатала» этот вход. Теперь у любого, даже самого любопытного изыскателя, наткнись он на это место, пропало бы любое желание что-либо здесь раскапывать.

Шариде установила определённый срок своему заклинанию. Его чары спадут лишь после смерти Феликса Феликсовича-младшего, то есть сына князя Юсупова. А он, по уверению шаманки, уйдёт в мир иной, уже будучи глубоким старцем.

Феликса Феликсовича такое заверение Шариде удовлетворило. Что ж, тем лучше… В той, дальней перспективе, когда откроется правда о Коккозах, их, Юсуповых, уже не будет на белом свете. Некому открыть то, что заложено такими стараниями и таким трудом. Но если всё пойдёт по верному пути, то отыщутся и люди, которые смогут правильно трактовать и дела Юсупова, и замыслы их. Помогут ли им документы, находящиеся в подземельях? Дай-то бог, чтобы так случилось…

Часть бумаг Феликс Феликсович всё-таки уничтожил. Особенно из числа тех, которые могли быть истолкованы неверно либо принести вред его делу и памяти их семьи. Были среди них и такие, которые косвенно касались царственной семьи и лично государя. Зачем чужим людям знать о государе то, что позволено лишь избранным…

Когда огонь слизывал последние листы бумаги и пламя, ещё несколько секунд назад бушевавшее во всю мощь, вдруг сникло, утонув, как в проруби, в густых складках пепла, князь вспомнил одну памятную беседу. Она состоялась на этом самом месте, но десять или около того лет назад.

Тогда император приехал в Коккозы на очень короткое время. Строительство замка уже было завершено, шли лишь мелкие отделочные и декоративные работы в различных уголках имения.

Рядом бурлила Коккозка, шум от реки заглушал голоса. Поэтому можно было говорить громко, не боясь, что кто-то из случайных людей может их подслушать. Очевидно, Феликс Феликсович нравился Николаю II за свои убеждения, и государь уже не в первый раз заводил с ним разговор на темы крайне сложные, если не сказать опасные. Вот и сейчас они вдруг стали говорить о будущем России. И это будущее виделось каждому из них по-разному.

Князь был убеждённым монархистом и не сомневался в правильности существующего строя и неизменности порядка вещей в государстве. Эти устои незыблемы, и никто не в силах их изменить. Царь есть помазанник Божий. Ему власть дана не людьми, а Творцом. Изменить строй в России – значит отвратить себя от Бога. Но это путь к самоубийству, к распаду каждой личности, всего народа. Это катастрофа вселенского масштаба!

Николай II слушал князя внимательно. Но было видно, что в любой момент он готов был его остановить, ибо глаза императора говорили о его несогласии с услышанным. В конце концов царь не выдержал и прервал речь своего собеседника одной лишь фразой:

– Но так случится! Россия изменится и станет другой. Это неизбежность. Никто не сможет удержать монархию.

Феликс Феликсович даже руками всплеснул. Как государь может так думать! Да ещё с таким спокойствием в голосе произносить кощунственные слова. Смести монархию… Но это, право, дерзновение! Кто на такое способен?

Юсупов упрямо мотнул головой и стал убеждать императора в неверности его суждений, на чём бы они ни были основаны. Но Николай II лишь твердил своё.

– Вот увидишь…

Надо сказать, император, особенно со своими, близкими ему людьми был очень демократичен. Когда переходил на «ты» и называл собеседника по имени-отчеству, это означало высший ранг доверия. Юсупов всё чаще попадал в число этих людей. И ему льстило слышать из уст императора: «Феликс Феликсович, ты…».

Но то, что он сейчас слышал, шло вразрез привычным представлениям об императоре и его твёрдых монархических взглядах. Как он, находясь на троне, может спокойно рассуждать о собственном падении?

Конечно, императору нашептали, внушили. Вон сколько трётся вокруг горе-предсказателей! Один Распутин чего стоит. Мерзкий, отвратительный тип! Таких гнать надо не то что из Санкт-Петербурга, а из России вообще… Впрочем, император мог поддаться пессимизму, поверив и другим предсказаниям, либо тем людям, которые строят прогнозы на будущее России. Нельзя быть безусловным оптимистом, это тоже крайность, но и неверие в собственные силы – для монарха это грех большой.

Князь, как мог, максимально тактично высказал государю своё несогласие, что уже было с его стороны достаточно дерзко. Просто бы промолчал… Конечно, царь мог «взорваться», мог отдалить от себя Юсупова, мог в будущем на такие откровенные разговоры Феликса Феликсовича не вызывать.

Но этого не случилось. Николай II лишь смотрел на бурные воды Коккозки и с грустью в голосе повторял одно и то же:

– Вот увидишь…

А в будущем Феликс Феликсович сделался одним из его ближайших помощников и друзей. Да что друзей, он стал хранителем тех тайн, о которых недозволено было знать никому.

Князь Юсупов неожиданно для себя вспомнил, как он сам впервые оказался в Коккозах. Впрочем – не впервые… Но тогда его приезд был особенным. Здесь проявился его интерес к Коккозам, как к месту, где в скором времени может появиться его новое имение. Казалось бы, такому обстоятельству только радоваться надо, но на душе у Феликса Феликсовича были горечь и опустошение.