Валерий Воронин - Родина ариев. Мифы Древней Руси

Насколько я мог понять, золотая цепь крепко-накрепко связана с теми народами, которые когда-то вышли из единого родового гнезда. Это германцы, русские (потомки скифов) и… Явно имелся ещё какой-то народ, но я не мог его пока ещё расшифровать. Если золотую цепь мы назвали в честь Геракла, а он является древнегреческим героем, то всё указывало на современных эллинов. Но Греция сейчас так мала и немногочисленна, что смешно говорить о её роли и влиянии в современной Европе.

Выходит, всё дело в Германии и России. И золотое кольцо в виде цепи Геракла будет существенно и принципиально влиять на народы и правителей этих стран. И случится это сразу же после того, как его удастся перевести в Южную Америку. Я почувствовал всю важность сделанного мною открытия и понял, что должен немедленно поделиться им с генералом Краузером.

Но подойти к моему шефу я не мог. Вокруг него столпились люди, которые по значимости были важнее меня. Генерал отдавал какие-то важные поручения, и по всему было видно, что ему сейчас не до меня. Пришлось отойти на несколько шагов и ждать.

Наконец он сам заметил скромного майора и быстро подозвал к себе. У меня был особый повод начать разговор. Я протянул ему часы со свастикой и поблагодарил за помощь. Конечно, извинился, что сразу их не отдал, просто не успел.

Генерал Краузер взял часы и тут же спросил:

– Что-то ещё?

– Да. У меня важное сообщение.

– Это касается подземелий?

– Это касается нашего будущего. Я его видел!

Генерал остановил меня и тут же подозвал к себе своего порученца. Он приказал отвести меня в его «Опель», а мне сказал:

– Жди меня там. Нам есть о чём поговорить.

Уже в «Опеле», расслабившись и вытянув во всю длину ноги, я стал быстро «уезжать» мозгами, проваливаясь в глубокий сон. В конце концов, крепко уснул. Да так, что не слышал, когда вернулся генерал Краузер. Он сразу же разбудил меня.

– Крепкие нервы у вас, господин майор! После всего, что здесь случилось, вы умудрились уснуть.

Я сел и сладко зевнул. На улице уже начинало темнеть. Пора выбираться из этой глуши.

Когда «Опель» тронулся, генерал сказал уже совершенно иным тоном:

– Ты, Отто, проводи меня до самолёта. А по дороге всё и расскажешь.

– Вы улетаете?

– Да. Мне надо быть в Берлине. Там ждут результатов.

Я не знал, кто именно ждёт этих результатов, как и того, достигнута ли цель, ради которой всё это затевалось. Поэтому благоразумно промолчал, стараясь не задавать лишних вопросов. Даже в минуты доверительных бесед с Карлом Краузером мне всегда приходилось контролировать себя.

– Ну, не тяни, рассказывай, – подбодрил меня шеф.

И я стал быстро говорить, стараясь ничего не упустить из прошедшей ночи. Как возжёг факелы в подземелье, как свастика делала попытки вращения, как слышались различные звуки. И как я пришёл к выводу, что «триста спартанцев» завели часовой механизм, находящийся в недрах горы Богатырь и Сотера, но вот запустить его не смогли. Где-то стоит стопор, который мешает ему начать движение.

– Так ты слышал шум, похожий на движение поезда? – переспросил генерал.

– Да, несколько раз…

Мой влиятельный собеседник задумался, а затем сказал:

– Значит, мы всё сделали верно…

– Но ведь механизм не запустился!

– Есть обстоятельства, не позволявшие это сделать. Ты правильно почувствовал, что где-то в глубинах массива находится стопор. В нём-то всё и дело. Но это стопор не простой. Его простой механикой с места не сдвинуть. Здесь потребовалась сила духа. И великая жертва, которую мы принесли.

И только сейчас до меня дошло. Расстрел «трёхсот спартанцев» – это жертвоприношение! Они отдали свои жизни ради великого дела Германии. Отдали беспрекословно… Наверняка эти люди, когда летели в Крым, уже знали, на что идут. Их добровольный выбор смерти… Отсюда и отрешённость в их взглядах, которую я видел. Отсюда и сила духа, о которой говорил генерал Краузер. Жертвоприношение, кровь арийской нации…

Я задохнулся, не зная, что сказать. До меня сейчас стало доходить глубочайшее значение того, участником чего я стал. И теперь я начал по-иному оценивать видения, которые были мне явлены в кульминационный момент магического ритуала. Здесь нами была заложена перспектива на будущее. Мы своими руками творили то, что случится через день, год, два, пятьдесят лет… И весь этот план… – Он был заранее тщательно выверен, согласован, а затем запущен силами «спартанцев» и «Группы 124». Хотя многих из нас использовали втёмную. Так вернее.

– Что у тебя ещё, Отто?

Голос Карла Краузера вернул меня к действительности. И я стал рассказывать о тех мгновенных видениях, которые пронеслись у меня в голове. Вначале – был расстрел магов и закапывание трупов землёй. Затем – Амазонка с золотым кольцом на «хвосте» и роль, которую взяла на себя в этом деле цепь Геракла.

– И это ты всё видел?! – воскликнул генерал.

– Видел! И сейчас вижу… Как только начинаю думать об этом, сразу же следует продолжение.

Я вдруг замолчал. Ибо то, что промелькнуло в моём сознании, абсолютно не вязалось с реальностью. И я не знал, как вообще отнестись к увиденному. Наконец я выдавил из себя:

– Вижу нашего фюрера.

– Где?

– Там, в Южной Америке… Он в гражданской одежде, как простой поселянин, житель Баварии или альпийский предгорий…

– Но это точно не Германия?

– Нет, нет, – заверил я, – рядом же золотое кольцо из цепи Геракла. И река Амазонка… Всё происходит в Южной Америке. Он не просто приехал в гости – он живёт постоянно в тех местах…

Вот большая бухта… Фюрер любит бывать возле неё… Он рисует картины… Да, он стал прекрасным художником. Много картин…

– Какая бухта, Отто? Амазонка начинается в горах. Это очень высокие горы. Там не может быть никакой бухты. Ты ошибаешься!

– Бухта есть. Я вижу её отчётливо. Она западнее гор. Очень большая. Это тихоокеанское побережье. А недалеко город… Называется… Написано по-испански… Похоже на Кито.

– Это где-то на севере Перу… – предположил Карл Краузер и добавил. – Ты ничего не путаешь?

– Нет, нет, – заверил я, – всё верно.

– Что ещё?

– Не могу понять. Картинка «бегает» туда-сюда. Показывают карту местности. Но все названия по-испански. Я не успеваю читать. Но суть понятна. Показано, где он бывает. Живёт в одном месте, рисует в другом. Но район очерчен определённо. От бухты фюрер далеко не удаляется. А! Вот ещё и часы.

– Какие часы?

– Да эти, что я вам отдал!

– Мои часы?

– Да. Они там, в золотом кольце. Внутри лежат…

– Зачем?

– Не знаю… Как будто бы часть ритуала… Но лежат долго. Много лет. Их никто не смеет взять в руки.

– Много лет?

– Много, – соглашаюсь я.