Виктор Поротников - Князь Святослав II

У самого Святослава забот было невпроворот. Перво-наперво им было отправлено посольство в Краков к Болеславу с богатыми дарами и напоминанием, что нынешний князь киевский более близкая родня польскому князю, чем изгнанник Изяслав. Если договориться с Болеславом не удастся, значит, придется готовиться к войне с поляками. А тут еще неугомонный Всеслав гремит оружием в своем Полоцке. Уж против этого соседа войско нужно всегда держать наготове! Другое посольство было отправлено Святославом в Царьград, дабы расстроить коварные замыслы митрополита Георгия, собравшегося мстить Святославу гневом патриарха и недовольством императора.

Ода тянулась к Олегу, желая пробудить в нем прежний любовный пыл. Но тот был до странного холоден и неприступен.

Ода была в отчаянии. Она видела и чувствовала, что желание будоражит и Олега, но во всех его поступках теперь было больше разума, нежели чувств. И разум этот, как видно, не позволял Олегу преступать запретную черту.

«Повзрослел младень, - с горечью думала Ода, - понабрался меры в речах своих и поступках. Я же, наоборот, с годами эту меру утратила. Мне и грех в сладость, лишь бы с милым!»

Однажды вечером, когда Олег и Ода остановились в Берестове по пути из Василева в Киев, между ними произошел неожиданно проникновенный разговор. Затеяла его Ода, которая не переставала подыскивать отмычку к Олегову сердцу.

Они сидели у открытого окна и слушали соловьиные трели, долетавшие из темного олынанника, разросшегося за частоколом, окружавшим княжескую усадьбу.

Впервые за много дней общения с Олегом Ода позволила себе расспросить его о Млаве. Как случилось, что она умерла в столь юные лета?

- Началось все после первых неудачных родов, - нехотя отвечал Олег на расспросы мачехи. - Первенец наш родился мертвый, а Млаву лекари и повитуха кое-как выходили. Поставили они на ноги мою ненаглядную, но прежней телесной крепости в ней уже не было. Чахла как сосенка на болоте, пока не угасла совсем. - Голос Олега дрогнул. - Схоронил я Млаву рядом с дочкой нашей мертворожденной, коей даже имя дать не успели. И нет теперь у меня ни дочери, ни жены. Видать, наказал меня Господь за грехи мои.

В этот миг Оде открылась вся глубина горя, пережитого Олегом. Пережитого и незабытого.

- Это скорее козни дьявола, - промолвила Ода и нащупала в темноте руку Олега. - Дьявол отнял у тебя одну дочь, зато Господь даровал тебе другую.

- О чем ты? - пробормотал изумленный Олег. - Я не понимаю тебя.

- Помнишь, ночь перед твоим отъездом в Ростов? - продолжила Ода таинственным голосом. - Помнишь, как мы любились с тобой в светелке у Регелинды? После той ночи забеременела я, Олег.

Ода почувствовала, как Олег стиснул ей руку своей сильной ладонью.

- Я не стала вытравлять зачатое дитя, доносила его и родила прелестную девочку, - сказала Ода. - Скоро ей исполнится три года.

- А как же отец? - волнуясь, спросил Олег. - Он ничего не заподозрил?

- Святослав даже не знает об этом ребенке, - спокойно ответила Ода. - Я рожала в Саксонии, куда уехала загодя, чтобы никто ничего не заподозрил.

- А твои родственники в Саксонии, что подумали они? - допытывался Олег.

- Им я объяснила, что якобы мой супруг больше не желает иметь детей, поэтому я буду рожать втайне от него, так как непременно хочу иметь дочь.

- Как ты могла знать, что у тебя родится дочь?

- Ничего я не знала, - вздохнула Ода. - Просто я молила об этом Богородицу, и она услыхала мои молитвы.

- Как ты назвала нашу дочь? - тихо спросил Олег.

- Хильда, - так же тихо промолвила Ода. Эту ночь они провели вместе.

…Вскоре Олег собрался в обратный путь к своему стольному граду Ростову.

Святослав, прощаясь с сыном, просил его оказывать поддержку братьям Давыду и Ярославу, которые соседствовали не только с Олеговой вотчиной, но и с дикими лесными племенами.

Ода, поцеловав Олега, чуть слышно произнесла:

- Помни о нас, - сделав ударение на последнем слове. Олег кивнул и, заметив, что отец отвернулся, соединил свои жадные уста с губами мачехи, которая казалась ему в этот момент самой красивой и пленительной женщиной на свете.

В лето 6583 (1075) в Киев к Святославу прибыли

послы германского короля просить за Изяслава…

Больше года мирно сидел Всеслав в своем Полоцке с той поры, как вокняжился в Киеве Святослав. Но, как говорят, любая тишина обманчива, а в тихом омуте черти водятся. Вдруг восхотелось Всеславу подвигов ратных и объявился он с войском своим буйным под Псковом. Псковичи, не долго думая, послали в Новгород за подмогой.

Давыд, хоть и призвал новгородцев вооружаться, однако выступать против грозного полоцкого князя не собирался. Он разослал гонцов к Олегу в Ростов и к отцу в Киев. В посланиях своих Давыд нагородил одну небылицу на другую, дабы в Киеве и Ростове подумали, будто положение у него совсем плачевное: безбожный Всеслав вот-вот в Новгород ворвется.

Первым на помощь к Давыду пришел Олег с ростовской дружиной.

- Почто пешцев не привел? - выразил свое недовольство брату Давыд. - У Всеслава, по слухам, пешей-то рати видимо-невидимо!

- Иль оскудел пешими полками Новгород Великий? - усмехнулся Олег, глядя на озабоченного, суетливого Давыда. - Не робей, брат. Одолеем мы Всеслава!

- Одолеть-то, конечно, одолеем, - проворчал Давыд, - но по колено в крови ходить будем. Слыхал, небось, про битву на речке Коземли, когда Глеб Всеслава разбил. Так после той сечи окрестные смерды две недели хоронили павших ратников Всеславовых и своих новгородцев, коих тоже полегло немало. Вот так-то, брат.

- Страшно-то как! - вновь усмехнулся Олег лишь затем, чтобы позлить трусоватого Давыда.

Киевские полки пришли в Новгород под началом Глеба и переяславского воеводы Никифора.

Однако не дошло у братьев Святославичей до битвы с полоцким князем. Проведал Всеслав о мощной рати, исполчившейся на него, и скорыми переходами ушел от Пскова в темные дремучие леса.

Давыд стал упрашивать братьев остаться у него до осени на тот случай, коль коварный Всеслав пересидит в лесах до поры до времени и вновь нагрянет ко Пскову или к Новгороду.

- Иль не ведомы вам повадки этого злодея! - говорил братьям Давыд.

Олег был рад остаться в Новгороде хоть на месяц, хоть на два, ибо в отличие от тихого Ростова жизнь здесь била ключом. На торгу ли, на пристани ли - всюду звучит речь заморских гостей. Тут тебе и свей, и немцы, и даны, и греки, и арабы… Каких только товаров не насмотришься в здешних торговых лавках! Каких только монет не увидишь в руках у местных менял!

Глебу и вовсе в Новгороде все было родным и знакомым. К нему здесь относились с особой теплотой: и бояре, и купцы, и ремесленный люд. А владыка Феодор обращался ко Глебу по-отечески «сын мой». Не мог он забыть мужественного поведения Глеба во время смуты, когда толпа народа, возглавляемая язычником-волхвом, едва не растерзала епископа у дверей Софийского собора.