Виктор Поротников - Олег Черниговский: Клубок Сварога

Олег во власти печальных дум долго бродил в саду по прошлогодней опавшей листве.

Здесь его нашёл Владимир, сообщивший, что ко княжескому дворцу пришла большая толпа черниговцев.

- Желают видеть тебя, брат. Я распорядился пропустить бояр на подворье, а чёрный люд оставить за воротами. Этих смутьянов впускать в Детинец опасно.

Олег поспешил на красный двор, почувствовав, что ему предстоит волнительная встреча с бывшими соратниками, ушедшими в Чернигов, когда в Тмутаракани утвердился Ратибор, ставленник великого князя.

Едва Олег появился во дворе, как бояре гурьбой обступили его, оттеснив Владимира, который поднялся на высокое крыльцо и взирал сверху на происходящее. Бояре поочерёдно тискали своего князя в крепких объятиях со слезами и громкими радостными восклицаниями, словно не веря, что лицезреют любимого из сыновей Святослава Ярославича целым и невредимым после всех злоключений.

Тут были и старики, выделялись своей дородностью Веремуд с братом Алком; были и ровесники Олега, и молодые бояричи. Всего не меньше шестидесяти человек. Среди родных и знакомых лиц Олегу особенно приятно было видеть Регнвальда, Инегельда, Потаню и Воибора: с ними ему довелось плечом к плечу участвовать во многих битвах.

- Что, князь, не удалось твоему отцу уничтожить Олега Святославича! - крикнул Владимиру боярин Алк. - Тщился ворон сокола одолеть, да сам без перьев остался!

И Алк торжествующе захохотал. Вслед за этой репликой посыпались другие не менее язвительные, сопровождаемые дружным смехом.

Владимир молча скрылся в тереме, а его место на крыльце заняли гридни с короткими копьями и суровыми лицами, всем своим видом показывая: доступ в княжеские хоромы для черниговских бояр закрыт.

Ещё долго шумели на красном дворе черниговские бояре, считающие, что пришла пора решительной битвы со Всеволодом Ярославичем. Олегу с большим трудом удалось их угомонить, сказав: он отныне намерен все споры с великим князем решать не мечом, а миром. Наконец бояре разошлись по домам. Было видно, что многие из них недовольны миролюбием Олега.

- Я уж думал собирать пожитки да в Любечский замок перебираться, - такими словами встретил брата Владимир, когда тот появился в дворцовых покоях. - Думал, бояре сегодня же тебя на черниговский стол посадят. Что и говорить, брат, тут у тебя сторонников больше, нежели у меня. Мои-то в Киеве да Переяславле.

- Сиди, где сидишь, брат, - ответил Олег. - Я не ищу Чернигова. Хочу, чтобы все было без ненависти и по закону. К сожалению, боярам я это втолковать не смог, - добавил он со вздохом.

- Это потому, что здешние бояре никак не могут забыть черниговское пепелище в год битвы у Нежатиной Нивы, - хмуро пояснил Владимир.

Вошедшая в покой Гита прервала разговор, позвав мужчин к ужину.

На другое утро спозаранку Олег покинул Чернигов, держа путь к Киеву. Перед самым отъездом он зашёл в Спасо-Преображенский собор к могиле отца.

«Вот, батюшка, еду в Киев мириться со Всеволодом Ярославичем, - мысленно обратился Олег к каменному надгробию. - Не знаю, одобришь ли ты мой шаг, но затевать новую междоусобицу я не хочу…»

Огромный Киев, раскинувшийся на холмах над Днепром, как и прежде поражал великолепием белокаменных храмов, многолюдством, шумом на торжищах. По пути следования Олеговой дружины улицы были полны народом. Всем хотелось взглянуть на князя-изгоя, причинившего столько хлопот своим дядьям, а ныне обрётшего такое могущество, что не считаться с ним не может даже великий князь.

Олегу было приятно такое внимание к нему киевлян, радовало то, что ненависти к нему не было.

«А ведь киевлян немало полегло под Черниговом и у Нежатиной Нивы, - думал Олег, отвечая взмахами руки на приветствия из толпы. - Видно, простой люд понимает: в тех сражениях правда была на моей стороне».

Всеволод Ярославич встретил племянника не в тронном зале, а в библиотеке. Едва Олег переступил порог светлицы, как великий князь вскочил с кресла и устремился навстречу.

Дядя и племянник обнялись на глазах у находившихся тут же писаря и воеводы Коснячко.

Всеволод Ярославич так растрогался, что даже прослезился. Он усадил Олега напротив себя и принялся сетовать на своё житье-бытье. Мол, одолели недруги, так и норовят Русь растащить себе на уделы. Сначала Всеволод Ярославич долго ругал полоцкого князя, потом перешёл на Ростиславичей, которым, видишь ли, мало земель по Днестру и Сану, хотят ещё и Волынь к рукам прибрать.

Олег внимал великому князю, слабо кивая головой и разглядывая того, из-за козней которого он некогда лишился удела на Руси и в конце концов угодил в плен к ромеям. Перед ним сидел сутулый человек с жёлтым нездоровым лицом и длинной темно-русой бородой, в которой немало было седых волос. Прежней силы и стати во Всеволоде Ярославиче уже не было. Он выглядел похудевшим, даже усохшим. От этого морщины резко обозначились на лице. Особенно Олега насторожил взгляд великого князя, в котором проскакивали порой полубезумные искорки. Если Всеволод Ярославич вдруг терял мысль, он начинал нервно постукивать кулаком по краю стола либо тёр виски пальцами, что-то бормоча себе под нос.

В такие моменты Олег вскидывал тревожный взгляд на Коснячко. Тот успокаивающе кивал головой, мол, такое бывает и все к этому привыкли.

Внезапно посреди разговора Всеволод Ярославич принялся диктовать какое-то письмо своему писарю, но сбился и замолк. А когда писарь несмело сообщил своему господину, что данную фразу великий князь диктует ему уже третий раз, то Всеволод Ярославич разгневался и прогнал писаря с глаз долой. Коснячко, попытавшийся было вмешаться, тоже был немедленно выставлен за дверь.

Оставшись наедине с Олегом, Всеволод Ярославич принялся ходить из угла в угол, стуча посохом по каменному полу. Теперь великий князь жаловался на своих бояр, которые готовы предать его, чтобы возвести на киевский стол Святополка Изяславича.

- Даже сын мой Ростислав и тот нож на меня точит. Это жена моя Анна, змея половецкая, настраивает его супротив меня. Её бесит то, что я надумал жениться.

- На ком, дядюшка? - Олег изумился.

- На вдове Ярополка, - с мальчишеским самодовольством ответил Всеволод Ярославич. - Немочку Кунигунду помнишь? Вот на ней и женюсь! Ножки у неё знаешь какие, белые да гладкие! А грудки будто соком налиты! И лицом мила на загляденье! Да что я тебе рассказываю…

Всеволод Ярославич с необычайной для его болезненного вида прытью выбежал из библиотеки и вскоре вернулся, таща за руку очень красивую молодую женщину в длинном белом платье с закрытым воротом и узкими рукавами. Голову женщины покрывал облегающий белый повой, поверх которого была надета изящная золотая корона.