Андрей Косёнкин - Юрий Данилович: След

Решил то Юрий только сейчас, во хмелю, во внезапном остервенении, но отнюдь не случайно! Был на ту смерть свой расчётец. Расчётец тот, разумеется, созрел не в Юрьевой, а в Ивановой голове, но Иван, напрямую вроде бы о том не обмолвившись, все сделал так, чтобы старшой будто б своим умом дошёл до нужного. Вот и дошёл…

Расчётец же был вполне несуразен, хотя при том состоянии русской жизни, когда все в ней зависело от воли хана, а гнев и ханская милость во многом от благорасположения его визирей - и он мог стать выполнимым.

Если князя Василия ныне казнят в Сарае, а в Москве вдруг отдаст Богу душу его отец Константин, то великое рязанское княжество в одночасье останется без законных владетелей. Княжество - не соломы клок! Кому достанется?

Конечно, скорее всего, по родству Рязань перейдёт под пронского князя Ивана Ярославича - он давно уж о том хлопочет. И то - хлеб! Даже в этом одном громадная выгода для Москвы, потому что Иван ей не враг, как Василий, а давний союзник.

Однако была и ещё крохотная, подленькая мыслишка: ан вдруг на сей раз могущественный Кутлук-Тимур переломит Тохту, и тот возьмёт да подпишет ярлык на Рязань московскому князю. Какая Тохте-то разница - что пронский Иван, что Юрий московский? Чай, и Юрий Рязани не чужд, какой-никакой, а владетель коломенский! Конечно, Иван Ярославич, поди, сильно обидится, коли вызнает, что Юрий просил Кутлук-Тимура похлопотать за него перед ханом, но… Кто мухами брезгует, тот и мёду не пьёт!

И вот по всем тем обстоятельствам надо было убить старика. Да и без всяких обстоятельств надо было убить. Прав Ванька: «Излиха зажился!»

Но вот ведь вроде и нехитрое дело, да как подступиться, когда он стоит пред тобой так, будто это не ты его убивать пришёл, а сам он тебя позвал. И в наготе, и в сраме, и в унижении - князь!

- Ну дак будем мы с тобой разговаривать?

- Не о чем мне с тобой говорить.

- Знать, не хочешь по грамоте признать Коломну московским пригородом?

- Или ворованное колом поперёк горла стоит?

- Ништо, проглотим! Москва, чай, проглотиста! - коротко хохотнул Юрий.

- Проглотиста, изрядной квашней подымается… - согласился князь. И усмехнулся: - Чтой-то выйдет?

- А ты не насмешничай, не время тебе насмешничать! - вроде бы как пригрозил Юрий.

- Да я не насмешничаю, я печалуюсь. Ты оглянись-ка, Юрий Данилович! - как повелел, сказал Константин Романович, и Юрий невольно оглянулся. - Погляди-ка, кто в твою Москву собирается!

- Дак кто?

- Убийцы да воры, да своей земли предатели. Али с ними мыслишь над Русью возвыситься? - Константин Романович презрительно кивнул на Юрьевых спутников. - Окромя лиходеев беспочвенных да вон этих хвост-босоволковых никого и нет за тобой!

- Ты меня перед князем моим не срами! - пьяно качнулся Петька. - Не то…

Константин Романович и бровью не повёл в его сторону.

- Врёшь, князь! Сильна Москва! Не ты ли в плену у меня? Не твоя ли Коломна в моей горсти? - возразил Юрий.

- Не суть, - покачал головой Константин Романович. - Сила твоя лишь в том, что сам зол и злу потакаешь! Скажи: убей! И похвали за убийство. Скажи: возьми чужое! И похвали за воровство. Скажи: все можно! И ныне вознесут тебя, как великого, но завтра обворуют и убьют, потому что ты все дозволил! Что твоя сила, Юрий, - махнул рукой князь, - на крови да обмане держится!

- Ан держится! За мной, знать, и правда! - яростно выдохнул Юрий. - Спор-то наш к концу ближется, Константин! д. коли я наверху, так и в споре прав! А коли прав, так и Бог со мной!

- Кто твой Бог, Юрий?

Юрий темно, ненавистно поглядел в тусклые старческие глаза. Не страшно, нет, но как-то пусто, тошно стало ему под спокойным и даже усмешливым взглядом князя.

А Константин Романович покачал головой:

- Али льстить тебе некому, кроме себя самого? Какая сила в тебе? Ведь сказано: бывает, что и в неправде нашей открывается правда Божия, и верность Божия возвышается нашей неверностью, но из этого вовсе не следует, что нам можно сделать зло, чтобы после из этого вышло добро, ибо воздастся каждому по делам его!

- Да что ж его слушать-то, чай, не поп! - буркнул за спиной Хвост-Босоволков.

- Погоди, старик! Чтой-то не разумею, чего это ты наплёл?

- Иначе скажу! - Константин Романович возвысил голос и уж в самом деле, как дьяк анафему, провозгласил: - Не в силе Правда, а в Правде Бог! По то и не дал Господь отцу твоему над Русью встать, что лукаво умыслил он, а ты…

- Врёшь! - криком оборвал его Юрий.

- Поздно мне врать-то! И ты от прибытков опухнешь, но не возвысишься! И Москва твоя ещё отрыгать станет сожранное и давиться блевотиной! - Силён и густ был голос старого князя.

- Молчи! Не слушать тебя пришёл! - И воцарилась в клети последняя, короткая тишина. Лишь огненные языки в плошках все метались в испуге, а вместе с ними прыгали по стенам уродливые короткие тени.

- Знаю, зачем пришёл, - твёрдо сказал Константин Романович и усмехнулся: - Так не томи, я уж к тому давно заранее приуготовился. - Помолчал и ещё добавил: - Все думал: странно мне будет от русского князя смерть принимать… да, ничего… милостиво Господь распорядился… - Он неожиданно улыбнулся.

- Чего скалишься?

- Да говорю же, послал и мне Господь утешение, - все так жe улыбаясь, сказал рязанец.

- Какое же?

- А то, что явственно вижу - не князь ты, Юрий, - Константин Романович покачал головой. - Дай не русский есть, недаром же тебя и зовут погано…

- Убить его, суку! - взъярился Петька Хвост-Босоволков и уж полез руками к Константиновой бороде, но Юрий остановил его:

- Погоди! Он вроде не все сказал!

- Да что ж его слушать-то!

- Пусть!

Странно, но сейчас в этом унижении перед седобородым внязем, которого должен был убить, Юрий вдруг испытал какое-то непонятное, мерзкое, почти мучительное, однако же, наслаждение. Будто кричало в нём что-то:

«Да, да, я низок, я подл, но ты сейчас сдохнешь, а я останусь! Низок и подл, а останусь!..»

- Так как, говоришь ты, меня зовут?

- Али сам не знаешь, татарский ты прихвостень! - со всем возможным презрением произнёс Константин Романович и плюнул ему в лицо.

Ну а далее началась бестолочь и морока убийства.

В одиночку каждый из них управился бы со стариком запросто - всего и делов-то, дых перекрыть! Но убивали втроём (Кострома в дверях маялся), а потому неловко и долго. В тесной клетушке и вдвоём было толком не развернуться, а они гурьбой навалились. Всяк стремился руку приложить, пособить, отметиться перед князем усердием. Да пьяны были, да звероваты, оттого вместо дела подняли лишнюю сутолоку.

Юрий толкнул князя в грудь, тот спиной упал на постель. Босоволков, опередив Юрия, навалился на князя сверху, ухватил руками за горло.

- Да не так! Что ж такой неумелый, - посетовал Мина на боярина. - На вон, держи ремешок!