Андрей Косёнкин - Юрий Данилович: След

Бывает время, явит тебе твой же народ такую гнойную язвищу вместо лица, что заледенеешь от ужаса.

Бывает время - канун больших перемен, когда, как ни страшно то признавать, вдруг покажется, что и сам Господь отступается от людей своих перед беззаконием Сатаны. Да нет! Не Господь отступается, но люди предают Господа своего ради искушения бесовским беззаконием.

В чём то беззаконие? Да в том, что ничего не остаётся пред человеком святого и недоступного, на что он сам не отчаялся бы поднять руку, как бы то ни было срамно, грешно и преступно. В такое-то время бей да жги, коли хочешь быть первым.

Но помни: и это дикое время скороминующе, а когда снизойдёт в твою душу Господь, что ты скажешь ему?

Путь Юрьева войска стелился кровавым снегом, едким дымом пожарищ и трупами, трупами…

Как в оные времена, выходили из лесов волчьи стаи на человечину. Бежали за Юрьевой ратью. И ночами доносился из мрака их унылый и жадный вой.

Однако же, как ни велика была ненависть, как ни стремился Юрий быстрее достичь Твери и растоптать Михаила, считай, три месяца ползло его войско от Углича до Вертязина, ближнего к стольной Твери городища.

Но вот, наконец, сожжён и Вертязин. Рукой достать до Твери, за стенами которой укрылся в смертном трепете Михаил.

Было б войско попрытче, можно достичь её стен, осадить, а там уж… а уж там…

За эти месяцы власти, которая, оказывается, не освободила от страха, и - вот же! - всего ещё не дала, чего ждал, злоба к Тверскому, который и без Узбекова ярлыка оставался велик, стала Юрьевой мукой! Когда видел он, как убивают тверичей, жуткой радостью набухало его сердце. Точно каждый убитый тверской мужик был частью, плотью от плоти его, Михаила, будто всякая девка, без чести и мёртвой брошенная в снегу, в последнем вздохе с собой уносила его, Михайлову честь… Иногда Юрий и сам понимал, что будто сходит с ума, но ничего с собой поделать не мог.

Глядел в огонь и думал:

«Убью!..»

Видел, как убивают других, и думал:

«Убью!..»

Сам убивал других, а думал, что убивает его.

И даже ночами, тиская безволосое Кончакино тело, думал:

«Убью!..»

Устал Юрий ждать. Бешён во всякий миг. Уж дёргает шеей в нетерпении крови: - Вперёд! Вперёд!

Ан так расползлось по-над Волгой Юрьево воинство, по-рачьи безжалостными клешнями прихватывая людские усади-ща, так стало алчно до наживы и всякой кровавой потехи, что кабы вместо дня целая седьмица не ушла на тот переход.

Бешён Юрий, нетерпелив, спешит богатым вено [73] Вено - выкуп, который жених выплачивал родителям невесты. положить стольную Тверь к ногам Кончаки-Агафьи. Знай, мол, русскую щедрость да помни о ней, коли брат в другой раз (ежели, конечно, свидеться доведётся!) пытать станет: ласков ли муж-то? А то, не ласков?.. На тебе Русь, владей!

Впрочем, тревога царственного шурина по тому досадному поводу, что сестра его до сих пор не брюхата, с тех пор как Юрий благополучно отдалился от пытливого взгляда Узбека, не то чтобы вовсе его не заботила, но уж не так пугала. Авось обойдётся, что-то да придумается. Понесёт, так понесёт, а нет - так и горя нет! В конце концов, с него взятки гладки, он её и здесь, на Руси, чуть не кажду ночь обихаживет. Сама-то, поди, неплодная!

Другое жгло, да так нестерпимо, будто кто-то Иной прутом калёным в сердце уголья ворошил…

И вдруг у малого урочища по названию Бортенево встала на Юрьевом пути Михайлова рать.

То, что произошло дальше, в сущности, необъяснимо, как необъяснимо все, что происходит на этой земле волей Небесных Сил.

Но что вершится на земле не по воле Господа?

Да, Тверской не стал запираться в крепости в ожидании осады и приступа, которого бы Тверь, даже несмотря на мужество её защитников, всё равно бы не выдержала. Да, Тверской неожиданно для противника встретил его в заранее определённой, выгодной для тверичей местности.

Но разве не говорит то о величии его воинского дара?

Да, высок был снежный покров в том году, и татарская конница в глубоком снегу потеряла некоторое превосходство.

Но когда это снег был помехой неостановимой татарской коннице? А тверские-то ратники али на твёрдом бились? Почему и кому это надо - непременно доказывать, что не было под Бортенево никакой победы над татарами, объясняя это тем, что они, мол, покуда Москва не встала над Русью, были и вовсе непобедимы. Почему и кому это надо - даже нехотя, сквозь губу, всё-таки признавая ту победу, непременно пояснять, что победили-то, мол, тверичи так, случайно, вроде как не благодаря собственному мужеству и полководческому таланту их князя, а потому лишь, что татарским лошадям русский снег был высок. А самое-то печальное, что сами русские на том и настаивают. Пошто ж мы и в величии принижаемся? Оглянитесь округ, ведь всяк народ, кроме нас, себя в первых числит. Или впрямь одни мы у Бога убогие?

Впрочем, это лишь к бесполезному слову.

Однако продолжим…

Да, во всей Руси не было крепче полков Михаила.

Но не более чем год назад те полки едва живы вернулись, после гибельного похода на Новгород. И половины, говорят, от тех полков с треклятых Устьян назад в Тверь не пришло!

Да, до испепеления души были злы мужики, в трёхмесячном грабеже потерявшие кров, жён, детей, сами чудом ушедшие из-под лютого Юрия и стёкшиеся теперь к Твери яростной, не прощающей силой.

Но Юрий-то что, или на другое рассчитывал, когда землю зорил?

Да, Тверской не оставил надежд на спасение - сюда, к Бортенево, он вывел всех, кто мог держать оружие в руках, за спиной нараспашку открыта осталась Тверь. А в той Твери, опять же, лишь бабы да дети.

Но какой верой и духом надобно обладать, чтобы так поступить!

Да, конечно, по всему по тому и по прочему едино стояли тверичи, точно по молитве Христова мученика Дмитрия Солунского:

«Господи, если Ты погубишь этот город, то погибну и я вместе с ним. Если угодно Тебе спасти его, то и я буду спасён…»

Но чтобы так едино поднялся народ и не дрогнул перед татарами, чтобы поверил, наконец, в собственное достоинство, каков велик был и князь у того народа! Коли сумел Тверь поднять с колен, так не к тому ли подвигу, не к тому ли духовному единению всю-то Русь хотел привести!

Ведь и то ещё нельзя забывать, что как бы злы, тверды и сплочённы ни были тверичи, противостояла-то им чуть ли не вся Низовская земля. Да с татарами! А татар-то послал Узбек с Юрием отнюдь не для одного припугу. Как некоторые сказывают, шло на Тверь тогда чуть ли не два войсковых тумана, а это, почитай, двадцать тысяч всадников! Ну, может, меньше. А может, и больше. Ведь спустя всего десять лет для разгрома той же непокорной Твери тот же Узбек послал войско уже в пятьдесят тысяч воинов! Это, не считая русских, уже Ивановых войск! Знать, и тогда уж было татарам кого на Руси побаиваться…