Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

- Но-но! Забылась, баба, кто ты есть!

- Забылась? Помню! Всё я помню! Я - дочь Юрия Долгой Руки! И отец мой, и дед мой, и прадед великими князьями были! А твои все со времён Ярослава Мудрого - изгои! Еле-еле Червонную Русь себе отхватили… Да ты должен мне ноги целовать за то, что живу с тобой, что сына тебе родила. А ты… Будь ты проклят! И сам ты! И семя твоё проклятое! И весь род твой! Да прокляты будьте! Да сгиньте все!

Схватившись за голову, Ольга разразилась рыданиями.

Ярослав не мог на это смотреть. Ругнувшись сквозь зубы, он бегом бросился прочь. А княгиня осела на пол и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихо заголосила.

Отрыдав, она подползла на коленях к иконам и, подняв на лик Богородицы залитое слезами лицо, перекрестилась.

- Матушка, пресвятая Богородица, Дева Мария пречистая, яко Спаса родила! - зашептала в исступлении. - Спаси и сохрани Ивана Ростиславича! Не дай ему погибнуть! Сбереги! Мою жизнь возьми, а его не тронь! Умоляю тебя! Сбереги его! Сбереги!…

Меж тем тревожные вести летели впереди войска берладников. С каждым днём они буянили всё больше и больше, нападая уже не только на корабли, но и на пешие купеческие караваны. Никому нельзя было проехать ни к Русскому морю, ни от него. На торговищах Галича, Теребовля, Перемышля, Василёва исчезла рыба. Тут настал Успенский пост, когда мясного нельзя. Речная костлявая рыбка, что ловили в верховьях, шла втридорога. Не стало и иноземных товаров. В довершение ко всем бедам зашевелились половцы, стали подтягиваться к южным окраинам Червонной Руси.

Ярослав ходил чернее тучи. Ему уже мерещились под стенами Галича стяги Берладника, слышался его голос. Двухродный брат, которого он последний раз видел мельком ещё в те поры, когда тот незаконно владел Галичем тринадцать лет назад, вставал перед глазами, как живой.

Те дни, как наяву, были в памяти. Они с отцом только на несколько дней отъехали из Галича на ловища, а бояре взяли и посадили на его место Берладника, тогда ещё неизвестного никому Звенигородского князя. Теперь за Иваном идёт большая сила - не только неукротимые берладники, но и половцы. Хватит ли у него сил, чтобы выстоять против них? А вдруг в решительный момент бояре предадут? Вдруг переметнутся к сильнейшему? Он, князь Ярослав, не смог защитить их товары и богатства - значит, долой князя Ярослава!…

Мрачный, злой на весь мир, бродил он по переходам дворца. Вздрагивал от каждого шороха и звука - казалось, что это прискакали посланные от его брата кричать, чтоб оставил Галич и удалился в Перемышль или Звенигород на веки вечные.

Ярослав даже вскрикнул, когда навстречу попалась массивная осанистая тень. В полутьме переходов он узнал незнакомца не сразу:

- Дозволь слово молвить, княже? - прогудела тень, и Ярослав распознал Избигнева Ивачевича. Высокий ростом, могутный, он намного превосходил хилого телом, в детстве много болевшего и потому до сих пор слабого Ярослава.

- Ты, - князь перевёл дух. Сразу вспомнилось, что Избигнев, как его отец Ивач, стоял за отца и его самого. - Что делаешь тут?

- Хотелось спросить, княже, нет ли каких приказов. Мы готовы.

- Вы? Кто - вы?

- Я, боярин Чарг, да Володислав, сын кормилицы твоей, да Халдеич. Все мы за тебя крепко стоим. Ты только прикажи, княже. Всё исполним!

Он назвал имена тех, в ком ещё ни разу не пришлось усомниться ни его отцу Владимирке, ни ему самому за столько лет. И Ярослав немного успокоился.

- А что тут прикажешь? - князь сердито засопел. - Берладник на меня силу ведёт немалую…

- На всякую силу найдётся сила большая, - осторожно молвил боярин.

- Сила! А где её взять? Был бы жив Долгорукий, у тестя бы попросил полки, чтоб разгромить Берладника и погубить раз и навсегда. А ныне сам Долгорукий в могиле, сыны его в Залесье подались, старший среди них, говорят, с родней в ссоре… А новый великий князь стоит за Иванку крепко.

- Да великого князя и поменять недолго…

- Да ты чего? - Ярослав оторопел. - Супротив Киева меня подговариваешь идти? У меня беда у порога, а ты, изменник, в дальний поход меня соблазняешь? А ежели я уйду, не ты ли первый Иванке ворота отопрёшь?

- Господь с тобой, - Избигнев перекрестился. - По скудоумию молвилось. Князь-то - ещё не вся земля. И ежели вся земля против великого князя подымется - не усидит он на месте. И не будет силы у Иванки…

Ярослав нахмурился. В словах боярина было что-то дельное. В самом деле - как всё просто! Если один великий князь стоит за его врага, то другой великий князь встанет против. А среди князей нет любви и вечного мира. Как верно сказано - мир стоит до рати, а рать до мира. Нынче на Руси мир - так не пора ли припугнуть Русь новой ратью?

Не зря потомки назовут Ярослава Осмомыслом - начав думать, он уже через несколько минут знал, что делать, и покровительственно похлопал Избигнева по широкому плечу.

- Ступай, боярин. Мысль твоя дельная. Обмозгую на досуге… А тебя, коли и дальше так же верно будешь мне служить, ждёт награда.

Он воротился к себе и вскоре приказал подать перо, чернила и пергаменты. Склонившись над столом, Ярослав начал писать…

А ещё через несколько дней, пока в Галиче спешно собирались дружины для похода, во все стороны помчались гонцы. Одни скакали на Волынь - к братьям Изяславичам Мстиславу и Ярополку. Другие - в Смоленск, к Ростиславу Мстиславичу. Третьи - в далёкий Новгород-Северский и Чернигов, к Святославу Ольжичу и его сыновцам. Ещё одного послал князь в Туров, к Юрию Ярославичу. А самых надёжных, с самыми богатыми дарами, отправил к старому королю Гейзе Угорскому и королю Владиславу Ляшскому. И стал ждать ответа.

Досыта пограбили в то лето берладники. Набили закрома боярской и княжеской пшеницей, рожью, овсом и житом. Запасли рыбу, меха и пряности. Жены и дочери оделись в узорочья, которых не дождались богатые галичанки. Всё Подунавье ждала сытая зима, и берладники хвалили князя:

- Орёл у нас Иван Ростиславич! И себе чести добудет, и нам прибытка! Наш князь! О народе радеет! За такого не жаль и голову сложить!

Ждали прихода половцев. На них была у Ивана надежда - среди берладников не так уж много было прирождённых воинов. Большинство бежало на Дунай от сохи на боярской ниве, от гончарного круга, ткацкого стана, кузнечного горна, а то и из конюшни или прямиком из боярских покоев, где служили стольниками и постельничими. Только здесь учились они владеть мечом, копьём и луком. И почти никто не приносил с собой доспехов или оружия. Иные воевали вовсе дубинами и заматывались в звериные шкуры, как далёкие пращуры.

Половцы же рождались для войны, войной жили и на войне умирали. Дожить до старости и встретить последний час на тёплой кошме в юрте считалось позором, потому даже самые старые ханы, что без помощи на коня влезть не могли, - и те ходили в походы, чтоб родичи не могли сказать о них дурного слова. Берладники поварчивали, коря Ивана за союз с погаными, но спорить не хотели.