Вадим Полуян - Ослепительный нож

Евфимия впервые должна была увидеть древнейший русский город - Господин Великий Новгород. Едва опамятовался Андрей Дмитрич от смерченосных странствий, насельники кибитки двинулись в дальнейший путь. Лазута и Станил не стали дожидаться полного оздоровления Мамона. Их торопили договоры со скупщиками соли. Они лишь оказали помощь Симеону Яме в покупке нового коня и распрощались, не надеясь вскорости увидеться, ибо не намеревались дольше дня задерживаться в деловой столице торгующей Руси: на Суздальщине без промешки ждут новгородский лен.

Симеон Яма восседал теперь не на саврасом, на гнедом коне, что был сильнее и моложе. Кибитка шла проворнее, будто сама помолодела.

- Новгород, милуша, делится надвое могучим Волховом, - осведомлял боярышню Мамон. - В Торговой, или Купецкой, части - два конца: Словенский, Плотницкий. А во Владычной, или Софийской, части - три конца: Неревский, Загородный и Людин, или Гончарский… Нам же нужна улица Лубяница с каменною церковью апостола Луки. Там проживает вящий новгородский гражданин Василь Степаныч Своеземцев.

За разговорами с Мамоном Всеволожа не заметила, как миновали первую рогатку. Выглянула из кибитки: улица и улица - глухие тыны почти до крыш, пыль чуть ли не по бабки лошадям, а кое-где вода стоялая, хотя вот уж седмица, как длится вёдро. Евфимия чихнула, втулилась в берестяной короб.

- Подградие, - вздохнул Мамон. - А пыль всё та же, что московская, что новгородская.

И вдруг загрохотала колесница по дощатому настилу. Всеволожа снова выглянула.

- О! Новгород Москвы головой выше. Хороминам по нескольку веков и храмы каменные… А река-то! Две Москвы-реки вместит.

- Во-о-олхов! - важно произнёс Мамон. Кибитка, затёртая возами и каретами, хоть ненадолго, то и дело останавливалась.

- Товару на реке! Товару! - удивлялась Всеволожа.

- Вымол. Пристань, - пояснил Мамон.

- А корабли все иноземные. Я слышу речь немецкую…

- Герольдов вымол, - уточнил Мамон. - Пристань иноземного купечества.

- Предлинный мост и башни на обоих берегах! - оповещала Всеволожа.

- Великий мост над Волховом, - сказал Мамон. На улице Лубянице резные широкие ворота не сразу распахнулись перед ними. Страж чесал в затылке, сомнительно взирал на ставший ветхим латаный кафтан Андрея Дмитрича.

- Боярин?

Когда впустили, Мамон исчез во внутренних покоях хозяина. Акилину же Гавриловну встретила в сенях и обняла улыбчивая, круглая, как репка, жена большого новгородца.

- Оксиньица! - воскликнула Мамонша.

Облобызались троекратно.

После бани Евфимия вкушала солнце у растворенного окна опрятной боковуши, теперешней своей одрины, и любовалась видом Новгорода: закоморами, стрельчатыми башенками, куполами… В дверь заглянули:

- Боярышня, пожалуй к господину!

Удивлённая Евфимия опрянулась поспешно и прошла, сопровождаемая челядинкой, к степенному посаднику.

Попала не в привычный боярский или княжеский покой, а в длинную двусветную палату с изразцовыми печами, высоким потолком и топкими коврами по полу. Затейливые окна в виде опрокинутых сердец источали волшебный свет от разноцветия слюды в оконницах. У круглого блестящего стола с гнутыми ножками в обитом кожей стольце восседал хозяин… Нет, не хозяин! Евфимия прижала к груди руки, расширила глаза… Навстречу ей поднялся осанистый старик без бороды, зато усы седые, как коромысло, хоть ведра на них вешай.

- Приветствую тебя, воительница костромская! Рад лицезреть здоровой, невредимой! - шёл к ней Юрий Патрикеич Наримантов.

- И я тебя приветствую, храбрейший воевода! - склонилась Всеволожа, стараясь сохранять спокойствие. И тут же целиком попала в тепло его распахнутого опашня. Губы воеводы запечатлели поцелуй на её лбу.

Потом приблизились сидевшие на лавке у окна Мамон ещё в дорожном платье и невысокий коренастый муж в скромной тёмной однорядке без подкладки из сукна. Не однорядка - ряса инока.

- Кто сей человек? - задал загадку Юрий Патрикеич, почтительно коснувшись локтя подошедшего.

- Монах, - сказала Всеволожа.

Мамон скривился: мол, попала пальцем в небо. Воевода крякнул и тряхнул главой. Монах полюбопытствовал:

- Чем вызван твой догад? Смиренным платьем?

- Смиренным ликом, - уточнила Всеволожа. - Платье личит к твоему смирению.

- Перед тобой Василь Степаныч Своеземцев, посадник Новгорода, - объявил Мамон.

- О клобуке мечтаю только, - тихо улыбнулся хозяин дома. - Вот кончится моё посадничество, удалюсь в отчины свои на Вагу и при впадении в неё речки Пенежки создам пустыньку. Там и окончу дни свои.

Должно быть, ни можайскому боярину, ни воеводе эти намерения посадника были неведомы. Оба, изумлённо глядя на него, не находили слов. Он продолжал разглядывать боярышню.

- Вижу, ты достойная дщерь Иоанна Дмитрича. Наслышан я о нём. Рад принимать тебя. Пожалуйте покуда в трапезную, дорогие гости, - обратился он ко всем. - Сам потрапезовал бы с вами, да недосуг. Зыбеж сегодня в Господине Новом Городе. Мой долг усовестить народ. А повечер - опять к вашим услугам.

Простились ненадолго. (Знать бы Евфимии, что навсегда!) Мамон отправился опрянуться с дороги. Воевода же с боярышней прошли в столовую палату.

Идя к столу, Евфимия узнала, что Мамон поведал воеводе о всех её невзгодах после неудачного побега. Посадник тут же пожелал увидеть дочь боярина Иоанна. Юрий Патрикеич сам был рад свидеться со своею костромской соратницей. Он постоянно помнил о несчастливом для неё сраженье при выходе из подземелья.

- Как я оказалась в Новгороде, тебе известно, - начала боярышня застольную беседу. - Как ты здесь оказался, мне неведомо.

Воевода, расправляя мощь седых усов, сказал:

- Послом я прибыл к новгородцам от государя Василия Васильича!

- Стало быть, Василиус вернулся на отцовский стол? - не удивилась своему предвиденью Евфимия. - А что ж Васёныш?

- Косого родные братья попросили из Москвы уйти, - ответил воевода. - Пока они преследовали правителя законного, брат их обидел. Отнял кое-что. А у Шемяки - даже приданое, завещанное по духовной будущим тестем, князем Заозёрским, присвоил, забыв совесть. Вот они и объявили похитчику престола: «Когда Бог не захотел видеть отца нашего великим князем, то мы не хотим видеть оным и тебя». Так примирились с государем Красный и Шемяка, а Косой скрывается незнамо где.

- А пленные великие княгини, старая и молодая? - спросила Всеволожа.

- Вернулись в Кремль. Княгиня Марья родила наследника, первенца Юрия. Теперь самое время ставить на ноги больное государство. Вот и прошу у Новгорода денежной помоги. Государь целовал крест, что отступается от отчин новгородских. Ждёт чёрного бору за сей год по старине. С сохи по новой гривне. Уже договорились слать черноборцев по волостям. Ох, не ко времени сегодняшний зыбеж!