Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

- Свет ночных костров, - вымолвил Род.

- Ты все ведаешь! - всплеснул руками Якубец. - Кто меня опередил рассказом?

- Я увидел костры, - сказал ведалец. - Многое множество! Только не ведомо, где и чьи.

Изяслав кострами обманул Владимирка. Тот не перешёл реку, думая напасть с утра. Хитреца же ночью и след простыл. Вырвав хвост из цепких лап врага, борзый пардус устремился к Киеву. С ходу занял Белгород. Гюргий, сидючи в столице, как узнал, бросился в лодке через Днепр и проворней, чем лисица в нору, скрылся в свой Остёр. Сколько суздальских бояр по пал ось в руки Изяславу! Коли не брешет вестоплёт, озадаченный поступком Гюргия Владимирко объявил Андрею: «Сват мой есть пример беспечности: господствует в России и не знает, что в ней делается. Один сын в Пересопнице, другой в Белегороде не подают отцу вестей о движении врага. Когда вы так правите землёю, я вам не товарищ!»

- Гюргию теперь уж не сидеть на киевском столе до самой смерти Изяславовой, - приговорил со вздохом Род.

- Напрасно ты так мыслишь, - возразил Якубец. - Суздалец неутомимо исполчается. Быть великой рати! Побеждённый поведет на Киев все дружины, и свои, и сыновей. Лихие половцы, его пособники, спешат, прельщаясь грабежом. Из Новгорода-Северского двинулся Святослав Ольгович. Черниговские братья разделились: Владимир остаётся с Гюргием, а Изяслав нынешней ночью устремится к соимённику в столицу, пока враги её не обтекли. Так что нам, по выраженью ворожей, «близкая дорога».

- Я лишён своей любимой кобылицы, - не скрыл кручины Род. - Не покину этих мест, пока не отыщу её.

Якубец в изумлении вскочил с ковра.

- Не покинешь этих мест? Да здесь же смерть за дверью стережёт тебя. Давидовичи перегрызлись: Владимир доконал брата - дескать, пусть Иван Берладник отдаёт вязника, не то вместе с ним сложит голову. А Изяслав по-братнему ему ответил: «Обидишь воеводу моего - считай, обидел меня!» Так и которуются который день. Тебе придётся покидать Чернигов под сильной обережью галичан. Азарию Чудину, черниговскому воеводе, с ними драться не с руки. Он просто-таки в бешенстве от вынужденного союза с Гюргием. Лишь крепкая любовь к злецу Владимиру удерживает истого онагра от побега в Киев. Без Владимира Азарию дороги нет.

- А мне без Катаноши, - упавшим голосом заключил Род.

Якубец ну никак не понимал упрямца. Пришлось потонку объяснить необычайное знакомство с Катаношей, их дружбу, злоключения, нечаянную невозможную разлуку.

Кудряш припомнил, что вполуха слышал, будто отряд бродников, подвергшихся избою у переспы, оставил после своей гибели целёхоньких коней. Они ожидали всадников поблизости, а после были взяты как добыча черниговскими кметями.

- Возможно, среди них твоя излюбленная кобылица? - предположил Якубец. - Какой масти?

- Игреняя.

- Игреняя? - Коза заторопился. - Выздоравливай, боярин. За беседу благодарствую. - Тряхнул русыми кудрями и вышел из одрины.

Вечерял Род в одиночестве. Передал через блюдника, чтоб доставили верхнее платье. Перстень оказался на месте, Богомилова ладанка тоже, только пуста Значит, земля, давшая Роду силу, ушла в него дотла. Он вспомнил христианское: «Земля еси, и в землю отыдеши». Взял свою черевью шапку, подаренную Чекманом, потёрся об неё лицом. Этой шапкой в пылу скачки он лупил Катаношу, не желая понукальцем причинять ей даже малейшей боли. К шапке кое-где пристал её волос цвета утренней зари. Зажмурившись, он увидел дом с соколом на спице, машущим жестяными крыльями при порывах ветра, на задах дома - длинную конюшню, за ней - изгородь из берёзовых стволов, а внутри двора - конюха, разминающего Катаношу, гоняя её на длинной верёвке вокруг себя.

Открыв глаза, Род тяжело вздохнул и впервые почувствовал, как устал от жизни. Душа готова была горы свернуть, тело ничего не хотело.

Вошёл Берладник, напряжённый, как перед боем.

- Не спишь, друг? Князь Черниговский желает с тобой проститься.

- Изяслав? - удивился Род.

- Каким боком Изяслав?.. - по-галицки непонятно выругался Берладник. - Мы же едем с Изяславом в Киев. Злец Владимир Давыдыч жаждет с глазу на глаз с тобою проститься. Будь настороже.

Иван вышел, пропустив князя.

Едва дверь закрылась, Владимир Давыдович рухнул на колени перед стоящим у одра Родом:

- Прости меня, грешного!

У недавнего вязня расширились глаза. Он тут же подхватил князя, поставил на ноги.

- Ты не по своей воле пришёл ко мне, княже, - сказал он, пытливо глядя в мутные от возраста очи. - Чёрный человек тебя послал?

- Одеждой чёрный, а душой светлый, - лепетал князь, вновь трясясь в руках ведальца, как в день смерти Коснятки. - Игумен киевского монастыря Анания приезжал мирить меня с Изяславом Мстиславичем. Исповедовал. Велел за причинённые страдания тебе в ноги пасть.

- Чем же мне, убогому, воздать за княжескую честь? - спросил Род как бы сам себя.

- Отпусти мои плечи, - просил Владимир. - Бренное тело вот-вот не выдержит мощных рук твоих.

Род отпустил его плечи, возложил руки на плешивое княжеское чело и, глядя в жёлтое желчное лицо, проговорил:

- Обернись ненависть любовью!

По впалым щекам Владимира заструились слезы.

- Не сердце, а ум поверг меня перед тобой ниц, - зашептал недавний мститель. - Испугался Анании, того света. А теперь сердцу хорошо, тяжесть зла с него свалилась. Прости, брат!

Род в свою очередь поклонился земно:

- И ты, князь, прости за давешнее.

Оба некоторое время по-братски созерцали друг друга.

- Ужли ты и сейчас повторишь страшное предсказание о моей близкой смерти? - искательно осклабился князь.

Что было отвечать?

- Последуй мудрому совету Анании.

Владимир Давыдович вышел, низко опустив голову.

По уходе черниговского властителя в одрину не вошёл, а вбежал Берладник.

- Уф, слава Создателю! Свидание обошлось по пригожу. - Иван Ростиславич сел на сундук. - Не следует Владимир совету старца, - молвил он осуждающе. - Остаётся на Гюргиевой стороне… А ты присядь на дорожку. - Род опустился на край одра. Князь, коротко помолчав, поднялся. - Дождались ночи, пора в путь.

- Без Катаноши я из Чернигова ни ногой, - сказал Род.

- Твоя игреняя у крыльца, - удивил Берладник.

Род, не веря, вышел из терема и увидел посреди двора Катаношу. Якубец Коза держал её под уздцы.

Ох, и крепки были дружеские объятья человека с животным! Катаноша не могла выразить радость на языке людей. Все её чувства излились в том, что Род ненадолго ощутил своё ухо в любящих тёплых губах.

- Кто сыскал? - спросил он Якубца.

- Я, - тряхнул удалец кудрями. - Конюх Мисюра Сахаруса её во дворе прогуливал. А я - тут как тут!

- С чего же ты к Сахарусу сыкнулся? - спросил Род.

- Как же! - пояснил кудряш. - Всему Чернигову ведомо: Сахарус самый заядлый в наших местах комонник. Князь Иван мне вот такую стопку серебряных гривн отвалил, - показал он ладонями. - А я Мисюру - по гривне, по гривне. Каждая привораживает, как царевна. На одиннадцатой жадень не выдержал: трахнул кулаками об стол и сдался.