Михаил Волконский - Жанна де Ламотт

– Седьмого мая 1801 года, – чуть внятно выговорил тот, едва шевеля одними только губами.

Никто не понял, что означало это число, но Борянский вдруг весь вспыхнул, потом кровь быстро отлила от его лица, и он побледнел как мел.

– Вот тебе желтая кокарда, надень ее! – приказал старик Борянскому, бросив ему через стол кокарду, и тот, покорно взяв, нацепил ее в петлицу.

Все переглянулись, на этот раз как бы сказав друг другу, что ими распоряжается настоящий «Белый»!

– Для первого заседания, – начал Белый, – я сообщу вам о двух делах, или, вернее, о двух задачах, которые нам предстоит решить.

Первая относится к Александру Николаевичу Николаеву, получившему наследство кардинала Аджиери. Дело в том, что этот Николаев не знал своего отца, который вынужден был держать его вдали от себя из-за своего сана. Затем было учреждено тщательное наблюдение нашим обществом, мы вступили в переговоры о наследстве, о котором Николаев даже не подозревал. Мы взяли с него расписку, что в случае получения им наследства половину его он отдает нам. Конечно, были приняты меры к тому, чтобы Николаев думал, что он получает наследство благодаря помощи лиц, взявших с него расписку. Все было обставлено безукоризненно.

Наше общество и в этом случае действовало также наверняка, как всегда, и в первый раз в течение времени своего существования дало промах. Вы спросите, как это случилось? Как все могло получиться? Разве расписка не была действительна и Николаев уклонился от платежа? Нет, наоборот, Николаев не уклонялся от платежа и внес нашему агенту всю причитавшуюся с него сумму. Но дело в том, что эту сумму составляли сравнительные гроши, о которых не стоило и заботиться, потому что официально Николаев получил в наследство небольшую мызу в Голландии, стоившую очень недорого. Все состояние же, на которое мы рассчитывали, было спрятано в тайнике на мызе и не подлежало никакому учету, став для нас недосягаемым.

Но наше общество слишком много затратило на это дело, чтобы помириться с таким положением, в которое оно благодаря этому попало, к тому же в первый раз. Если мы не получили половины состояния, перешедшего к Николаеву, то в вознаграждение за это мы должны были получить его полностью. И теперь нам с вами предстоит конкретно обсудить это.

Старик замолчал. И не нашлось никого, кто смог бы ответить ему сразу.

– Если Николаев, – произнес после долгой паузы Борянский, – играет в карты или же хотя бы чувствует склонность к ним, то я берусь легко и скоро обделать это дело.

Старик покосился на него и, отвернувшись, недовольно проворчал:

– Нет, он в карты не играет.

– Я не могу предложить никакого плана, – сказал Люсли, – но заявляю лишь, что, по совершенно особым причинам, известным нашему «Белому», что бы общество ни решило сделать с Николаевым, я готов исполнить все.

– А нельзя ли привлечь его просто членом в наше общество? – предложил Соломбин.

– Чем же вы привлечете его? – спросил Люсли.

– Как это чем?.. Огромными доходами, которые он может получить, вложив свой капитал в наше общество.

– У него и без того достаточные доходы.

– Но он, как человек случайно разбогатевший, должен непременно желать большего.

Однако все почувствовали, что это предложение было более чем слабо, и, казалось, Соломбин и сделал-то его только для того, чтобы не молчать, а сказать хоть что-нибудь.

После этого все замолчали окончательно.

– Теперь второе дело! – снова заговорил старик, – оно заключается в наследстве маркиза де Турневиль и не вполне еще выяснено мною во всех подробностях, которые, впрочем, я считаю сообщить вам преждевременным. Скажу лишь по этому делу, что нам прежде всего нужно достать латинский молитвенник, переданный в Голландии маркизой Елизаветой де Турневиль кардиналу Аджиери, когда она, бежав из Франции во время террора, вынуждена была искать убежища за границей. Она боялась потерять этот молитвенник и потому дала его на сохранение кардиналу Аджиери. В этом молитвеннике находится указание того места, куда де Турневиль скрыл в Париже свои богатства, не имея возможности увезти их. Этот молитвенник находится теперь у бывшего камердинера кардинала, Тиссонье, который живет у того же Николаева.

– Однако! – заметил Соломбин, – всюду Николаев!.. Неужели же с ним одним не в состоянии будет бороться наше целое общество?..

– Справимся! – уверенно заявил Люсли.

– Тем не менее мы даже не пришли еще ни к какому плану действий и не знаем, что будем делать.

– Я скажу вам сейчас, что делать, – проговорил «Белый», и, когда все поглядели на него, внушительно произнес: – слушаться меня!..

На этом совещание закончилось, и все стали расходиться.

Соломбин вышел вместе с Люсли и сказал ему, уходя:

– С этим «Белым» у нас, кажется, дела пойдут!

Когда расходились после заседания, старик задержал Борянского, и тот как будто бы даже с некоторой робостью теперь остановился перед ним.

Странно было видеть, как этот огромный и мускулистый, обладающий атлетической силой человек скромно, даже робко стоял перед слабым, даже хилым, седым старичком.

Но этого никто не видел, потому что в комнате они остались одни. Борянский, сразу же приведенный стариком в повиновение упоминанием таинственного числа седьмого мая 1801 года, видимо, боялся, оставшись наедине со стариком, что тот может продолжить разговор об этой дате. И он вздохнул свободнее, когда старик спросил его:

– Ты много можешь пить?

Борянский улыбнулся и ответил только одним словом:

– Много.

– Вина или водки?

– И того, и другого.

– Хорошо. Тогда ступай в трактир на Моховой «Веселый Ярослав».

– Да это заведение из мелкоразрядных, – несколько брезгливо сказал Борянский.

– Это мне все равно. Ты пойдешь туда и завяжешь там знакомство с Беспаловым, который там почти каждый день или пьет или играет на бильярде. Затем, когда это будет сделано, получишь от меня другие, особые инструкции. Самое лучшее будет, если в «Веселый Ярослав» ты отправишься сейчас же.

Орест Беспалов, разумеется, ничего не подозревая, катал в своем излюбленном трактире шары на бильярде, не находя себе партнера, с кем стоило бы играть, когда вдруг увидел перед собой огромного, плечистого, прилично одетого господина с бриллиантовыми кольцами на руках.

Это был Борянский, поспешивший с точностью исполнить приказание «Белого».

Орест нацелил на него прищуренным взглядом и решил, что это, должно быть, приезжий из провинции богатый помещик. Он чмокнул губами и явно для того, чтобы произвести эффект на «помещика», раскатисто крикнул:

– Половой!.. Рюмку хлебного вина Оресту Беспалову!

Провозгласив это, он ударил кием по шару и так всадил его в лузу, что тот щелкнул наподобие пистолетного выстрела.