Владимир Рынкевич - Мираж

— Конечно. Он никак не может отказаться от нелепой мечты стать Правителем России.

На другой день, когда Кутепов работал в штабе, мимо его дачи потянулись возы с сеном, а под прикрытием возов подкрадывались болгарские жандармы, которые внезапно набросились на дежурного офицера, стоявшего у ворот, избили, отняли револьвер и куда-то поволокли. Другой офицер поднял всю охрану и позвонил генералу.

— Я категорически запрещаю оказывать какое-либо сопротивление полиции, — приказал Кутепов и стал звонить властям.

Начальник штаба Болгарской армии Тополджиков попросил генерала приехать в Софию для личных переговоров и дал честное слово офицера, что после встречи Кутепов вернётся к своим войскам. Однако на следующий день полковник Тополджиков в своём кабинете объявил, что Кутепов арестован и подлежит высылке из Болгарии. Причиной ареста было указано обнаружение в русском штабе у полковника Самохвалова секретных документов болгарского Генштаба.

Арестовали жену и секретарей генерала и потребовали немедленно покинуть Болгарию. Им разрешалось выехать в любую соседнюю страну, кроме Сербии. В отдельном вагоне Кутеповы с сопровождающими их русскими офицерами и под защитой двух адъютантов царя Болгарии выехали в Грецию. Здесь их встретили с почётом и объявили о том, что распоряжением греческого правительства Кутепову с сопровождающими разрешено проживать в Греции. Он рвался в Сербию, где находился Врангель со штабом, но возникла проблема с визами: оказалось, что пока сербский король не женится на принцессе — а свадьба отложена из-за болезни греческой королевы, — никаких виз не выдадут.

Тогда Кривский сказал: «Конечно, лестно, когда твоя судьба переплетается с судьбами трёх царствующих домов, но не будем честолюбивы и смело двинемся вперёд без всяких виз. Не хитрая штука перейти границу».

Так генерал Кутепов оказался в Сербии.

Тебе всего 40 лет, а ты, проснувшись утром, не знаешь, зачем проснулся, вообще не знаешь, зачем живёшь. Только привычка к военной дисциплине заставляла Кутепова делать гимнастику, аккуратно бриться, бранить Фёдора за плохо вычищенные сапоги. «Да рази ж при такой грязи можно?» — ворчал денщик. Утром ласковый поцелуй Лиды и её разговоры о вещих снах, потом кофе в компании Лиды; брата Бориса и секретаря. Кривский за чашечкой кофе иногда вспоминает остров Святой Елены, но в основном увлечён Генуэзской конференцией и Раппальским договором [53] Раппальский договор — советско-германский договор о восстановлении дипломатических отношений, взаимном отказе от претензий, торгово-экономических связей, подписан 16 апреля 1922 г. между Советской Россией и Германией, а Борис стучит кулаком по столу с опасностью для чашек и громко утверждает, что Россию продали немцам в Раппало, а теперь остальное распродают в Генуе. «Надо начинать!» — кричит он, и опять дребезжат чашки.

Начинать надо, но что?

Генерал от инфантерии Кутепов надевал штатский костюм, высокие, совсем не генеральские сапоги и выходил из своего маленького, стоявшего среди грязных пустырей домика на Душеноваце, на окраине Белграда. Он выходил ровно в 7, чтобы ровно в 8 быть в Управлении военного коменданта. После высылки из Болгарии только в этом посещении заключалась его служба.

Армия разваливалась. Большинство офицеров ехали в Париж, где будто бы легко устроиться на работу. Многие приходили прощаться. Пришли капитан Ларионов и штабс-капитан Белов. После скромного угощения гуляли по пустырям, выбирая дорогу посуше.

— В этой одежде вы, ваше превосходительство, похожи на помещика средней руки, — сказал Ларионов. — Наверное, в России у вас осталось поместье?

— Поместья у меня не было. Отец — лесничий, — вспоминая об отце, генерал всегда хмурился. — Все Новгородские и Вологодские леса были моим поместьем. Даст ли Бог увидеть их?

— Обязательно, Александр Павлович! — горячо обещал Ларионов. — Я ни капли не сомневаюсь, что скоро буду в Петрограде.

— Откуда такая уверенность?

— Даже не знаю откуда.

— Наверное, только не из газет, — сказал Белов. — Все готовы признать Советы. А здешние коммунисты! Митинги против нас проводят.

Кутепов не хотел об этом говорить.

— Дело прошлое, — сказал он, — но откуда всё же взялись эти документы болгарского Генштаба? Вы говорили, штабс-капитан, что купили их у болгарского офицера.

— Так и было. Подошёл ко мне в кино перед сеансом — фильм с Чарли Чаплиным — сели на задний ряд, говорили так, чтобы никто не слышал. По-русски, почти без акцента. Потом зашли в один дом и там всё сделали. У меня как раз деньги были — Самохвалов авансировал. Эти левы дешёвые.

— И потом вы с этим офицером не встречались?

— Никогда. Я даже заходил в тот дом — там, конечно, ничего и никого не знают. Сказали, что стоял у них какой-то русский офицер, но съехал. Кстати, у Самохвалова есть какой-то опытный специалист, и он сказал, что некоторые бумаги парижского происхождения.

— Парижского? — удивился Кутепов. — А план государственного переворота, который нашли у Вязмитинова, — настоящая фальшивка. Неужели и это из Парижа?

— Не знаю, но специалист сказал.

— Вот мы поедем в Париж и всё там разузнаем, — сказал уверенно Ларионов.

— Что будете там делать, друзья?

— Говорят, русских офицеров охотно берут шофёрами такси, — сказал с оптимизмом Ларионов. — Я машины знаю.

— А я научусь, — сказал Белов.

— Но, главное, мы будем готовиться к походу на Россию, — всё так же уверенно заявил Ларионов.

Конечно, надо готовиться. Иначе для чего жить? Когда грязь на дорогах немного подсыхала, Кутепов шёл к холмам Топчидера, где занимал виллу Врангель. Русской территории у Главнокомандующего больше не было — яхту «Лукулл» будто бы нечаянно протаранил советский пароход.

Барон набрасывал черкеску на гражданский костюм и тоже шёл гулять. Главные разговоры происходили на прогулках. Конечно, всегда говорили о судьбе армии, о её будущем, о её вождях. Это была политика, и в ней Кутепов пытался принимать такие же необратимые и однозначные решения, какие приходилось принимать на фронте. Сказал ему Врангель когда-то, что армия вне политики, и он не разрешал своим подчинённым быть монархистами или республиканцами. А тут вдруг его подчинённый командир корпуса генерал Витковский обратился с письмом к Великому князю Николаю Николаевичу Романову и объявил себя монархистом.

Осенний вечер был сух и прохладен, в такую погоду хорошо проводить тактические учения с боевой стрельбой.

— Вы знаете, Пётр Николаевич, — говорил Кутепов, — что я не смирился с монархической выходкой Витковского и отказался от его корпуса, но призывы к объединению с монархистами идут со всех сторон. И я это понимаю. Нам надо принимать какие-то решения.