Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

— Разумно, не разумно, а выхода нет. Сталин не дурак был, что ядерную кашу заварил.

— У Егора как раз Молотов сидел, тот — за бомбы.

— Вячеслав с головой!

— Егор прям к Молотову тяготеет. Отыскал нового покровителя.

— Это ж надо, председатель Совета министров покровителей ищет! — возмутился Никита Сергеевич.

— То с нами не разлей вода, а тут — Молотов!

— История кислая! Ты, Коля, с Маленковым насчет меня говорил?

— Как же! — Булганин встал, открыл дверцу бара, где стояли бутылки, и достал коньяк. — Выпью рюмочку в профилактических целях, а то настроение — дрянь. Тебе наливать?

— Нет.

— Вчера вечером и переговорил, — налив треть фужера, рассказывал военный министр. — Егор пообещал включить в повестку вопрос о Первом Секретаре Центрального Комитета, самолично обещал твою кандидатуру на Президиуме озвучить. Я его припугнул, как ты велел, сказал, если он тебя не выдвинет, мы сами Хрущева предложим, чтобы потом не обижался. Сработало! — ухмыльнулся Николай Александрович.

Маршал выпил и снова плеснул себе коньяка:

— Никуда Егор не денется!

— Правильно сделал, что припугнул, если Президиум ЦК меня одобрит — считай дело решенное, Пленум как по маслу пройдет.

— Маленков раньше от страха на воду дул, а сегодня расхрабрился.

— Храбрый портняжка! — ухмыльнулся Хрущев. — Если мы бериевские бумаги найдем, они ему как костер под ногами будут.

Никита Сергеевич заметно нервничал: если Маленков за его кандидатуру не выступит, ни Каганович, ни Молотов, ни Ворошилов не проголосуют, а назваться Первым Секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза или просто Секретарем ЦК есть две большие разницы. Лидерство в партии, закрепленное высшей партийной должностью, позволило бы Хрущеву войти в первую тройку руководителей. Через партию шел к власти Сталин, через партию решил двигаться и Хрущев.

Никита Сергеевич тяжело вздохнул.

— А ученые про взрыв что сказали?

— Охренели. Еле очухались. Курчатов с Неделиным в самый эпицентр выезжали, разрушения осматривали. Страшное дело, говорят. Киношники фильм отсняли, пришлю тебе завтра.

Булганин, ласково смотрел на Никиту Сергеевича:

— Ты не будешь ругаться, если я после Пленума в Сочи мотну? Там хорошо, благодать, море как парное молоко, девушки светятся!

— Езжай, Коля, развейся.

— Машку возьму, — самозабвенно улыбался министр.

— Как она, в новую квартиру вселилась?

— Живет, довольна, — благодарно отозвался Булганин.

Хрущев смотрел на вазу, раздумывая, взять ему еще яблоко или нет.

— Возьми виноград, что ты все яблоки да яблоки!

— Ладно, давай виноград.

— Может, все-таки рюмочку?

— Нет, Коля, не буду.

Николай Александрович подал виноградную гроздь.

— Слушай, брат, я к тебе еще с одной просьбой обратиться хотел, с меркантильной. — Булганин подсел ближе. — Жена дачу просит.

— Где, в Сочи? — не понял Хрущев.

— Да нет, в Подмосковье, где-нибудь на Москве-реке, может, рядом с тобой, в Огарево, а может, по соседству, в Жуковке. И я с ней согласен, нужен, Никита, дом для семьи. Пока возможность есть, построю, мне ж не двадцать лет.

Хрущев внимательно посмотрел на Николая Александровича, который в Подмосковье пользовался сразу тремя дачами — министерской в Барвихе, в Малаховке дачу для обожаемой Машеньки держал и большой дом на реке Пехорка для приватного отдыха на Лосином острове.

— Тебе дач-то не мало?

— Так они ж государственные, а я прошу свою, личную! Вот с работы выгонят, куда пойду? — в сердцах воскликнул маршал, встал с дивана и всей своей громадой застыл над круглым, точно колобок, Хрущевым.

— Что-нибудь придумаю, — глядя на разволновавшегося товарища, пообещал Никита Сергеевич.

— Придумай, я как друга прошу, пошукай местечко. А я, сам знаешь, отработаю!

— Хорошо, друг, будет тебе дача! Давай по сто на ход ноги! — задорно ответил Хрущев.

— Сразу бы так! — хватаясь за бутылку, засуетился Николай Александрович.

— А материалы эти, — похлопал по отчету о водородном взрыве Секретарь ЦК, — я изучу. Дай команду, чтобы мне по ядерному оружию все без исключения присылали, хочу в суть вникнуть.

— Голову сломаешь. Пусть академики кумекают, какие для бомбы шурупы использовать. Бумаги я тебе пришлю, не жалко, и Неделина заодно. Может он что умное скажет.

От военных маршал артиллерии Неделин курировал ядерные и ракетные испытания.

Булганин разлил коньяк.

— За твое здоровье! — приподнял Никита Сергеевич.

— За наше здоровье! — поправил Маршал Советского Союза.

Начальник Хозяйственного управления Министерства Вооруженных Сил, маленький, толстый, не по годам суетливый полковник Маргаритов ожидал прибытия министра на крыльце. Как только Булганин сел в машину, чтобы ехать на Лосиный остров, полковнику отзвонили. Он еще раз прошелся по особняку, поспешил на второй этаж, где маршал ночевал, и особо пристрастно осмотрел главную спальню. Фрукты в вазе, армянский коньяк, минеральная вода, лимонад, шоколадные конфеты, орешки — все на своем месте. Еще вчера Маргаритов велел пошире распахнуть тяжелые бархатные шторы — вид из окон на пойму открывался потрясающий. Булганину нравилось любоваться на заливные луга, далекий лес и изогнутый краешек реки Пехорки, выступающий из-за деревьев овальной зеркальной поверхностью. Полковник Маргаритов заглянул в просторную ванную с окном в полстены, убедился, что и там порядок — махровые персикового цвета простыни, одеколоны в пузатых хрустальных флаконах, зубной порошок, халаты, тапочки, на полу шерстяной коврик, чтобы о холодный кафель ноги не застудить. В коридоре у самой лестницы, и в спальне на зеркальном трельяже красовались пышные букеты свежесрезанных подмосковных роз, поставленные в серебряные ведра. Булганин любил цветы, в доме они были всегда: в спальне красовались пунцово-красные розы, в гостиной — девственно белые; изумительные букеты гладиолусов украшали веранду и столовую, а как цветы пахли? Волшебно пахли! Воздух повсюду, особенно в спальне, делался трогательно нежным.

— Про шампанское забыли! — охнул начальник хозуправления.

Он дождался, пока наверх подняли бутылки с шампанским, определили их в емкость со льдом, сконструированную наподобие толстостенного бочонка. Полковник осмотрел гостиную с вытянутым вдоль стены широким диваном, с которым соседствовал белый немецкий рояль. Над роялем, проникновенной стариной поражал трофейный гобелен, изображающий королевскую охоту. Шторы на окнах были собраны и красиво подвязаны. Маргаритов удовлетворенно кивнул, через высокий проем вышел на террасу, походил взад-вперед, поставил ровнее плетеное кресло-качалку, на котором любил посидеть министр, и, миновав вторые стеклянные двери, оказался в столовой с резным баварским буфетом и необъятным дубовым столом, где все было готово для трапезы. Придирчиво осмотрев столовую, полковник уставился на застывшую, как изваяние, коротко стриженую дылду Нину Михайловну — сестру-хозяйку, которая нелепо улыбалась, стоя перед камином.