Саймон Скэрроу - Братья по крови

– Я вам что, хирург, что ли? – вполголоса огрызнулся Гораций. – Повторяю то, что слышал, только и всего. Но вы же знаете, каков он, наш Осторий. Жесткий, как старый сапог. Такого в постели только совсем уж серьезная хворь удержит. Кстати, Катон: что бы там ни говорили, я тебя за побег Каратака не виню. С каждым могло случиться, в любое дежурство.

– Спасибо.

– Только все равно: будь я на твоем месте, я бы удвоил караул. К чему было так рисковать, верно?

Катон кое-как сдержался, чтобы не вспылить, и блеклым голосом ответил:

– Пожалуй, да.

Чтобы как-то прервать зрительный контакт с Горацием, он огляделся. Из офицеров сейчас прибывали те, кто припозднился; все скамьи были уже заняты, и они были вынуждены стоять. Через минуту-другую на возвышении выступил вперед префект лагеря и громогласно прокаркал:

– Вер-рховный военачальник здесь!

Зал глухо зашумел. Зашаркали, заскрипели сапоги и калиги: сидящие впритирку люди угловато поднимались со скамей. Наконец все смолкло, и стал слышен звук нетвердых шагов, приближающихся к залу. Вскоре предстал сам верховный, который пробирался вдоль стены в сопровождении высокого молодого бритта в плаще тонкой выделки. Осторий жестом велел ему встать у возвышения, а сам по трем ступеням взошел на подий. Сейчас он выглядел еще более сухопарым, чем обычно, а его кожа обрела землистый оттенок. Под своим кожаным нагрудником и прихотливо вышитой туникой он как будто усох – ни дать ни взять старая черепаха в панцире не по размеру.

Помолчав с полминуты, Осторий, словно очнувшись перед лицом собрания, кашлянул и провел языком по пересохшим губам.

– Мужи Рима, друзья мои. Я пришел к вам с дурным известием. Сегодня днем я принял у себя посланца владычицы бригантов Картимандуи. – Он указал на стоящего возле подия бритта. – Наша союзница сообщает нам, что Каратак явился в Изуриум, главный город ее племени. Сейчас он находится под защитой и покровительством ее мужа Венуция, который потребовал, чтобы Каратаку была дана возможность обратиться со словом к старейшинам племенного союза бригантов.

Осторий сделал паузу, а офицерство с тревожным гудением зашевелилось.

– Яйца Юпитера, – пробормотал Макрон. – Это то же, что бросить кошку в стаю голубей.

Дождавшись, когда ропот утихнет, верховный продолжил:

– Мне едва ли есть смысл объяснять, что в случае своей удачи Каратак может обратить против нас весь север. Всем известно, что он сильный оратор, и если у него получится перетянуть на свою сторону достаточно горячих голов среди бригантской знати, власть Картимандуи может пошатнуться, или еще хуже. Тогда новым вождем этого народа станет Венуций, а у Каратака за спиной появится мощное войско, которое он бросит на возобновление борьбы с нами. Нам это крайне некстати. Наши люди еще лишь приходят в себя после трудной кампании в горах. Мы понесли тяжелые потери и хотя получили некоторое пополнение, оно еще толком не подготовлено. Числом бриганты превосходят нас как минимум вдвое. Если я обернусь противостоять новой угрозе, то тогда мне придется оставить наш запад сильно разреженным. Все, что мы только что отыграли, окажется потеряно, если побежденные было силуры и ордовики решат воспользоваться положением. И мы окажемся перед войной на два фронта. Я буду вынужден иметь дело сначала с бригантами, а затем отвоевывать земли, которые мы в ходе этой войны временно уступим горским племенам.

– Это если мы одержим над бригантами верх, – еле слышно произнес Катон.

Макрон слушал друга всего лишь вполуха. Он не мигая глядел на верховного, последние слова которого прозвучали как-то невнятно.

– Вот те раз. Глазам не верю, – ошарашенно прошептал Макрон. – Старик пьян…

Катон пригляделся и увидел, что Осторий слегка покачивается, а слова его утратили связность и едва исходят из странно перекошенного, обвисшего рта. Вот он шатнулся назад, оступился и со стуком рухнул на подий. К нему по ступеням тотчас бросился префект лагеря. На ноги уже вскочили несколько офицеров, включая Катона. Он сразу понял: пьянство здесь ни при чем, и, перекрывая гудящий потревоженным ульем зал, на бегу крикнул ближнему из центурионов, что стоял у дверного проема:

– Хирурга сюда! Живо!

– Мы же собирались перемолвиться с Септимием. Где он? – спросил Макрон, подтягивая к себе стул.

Сумерки уже сгустились вокруг скромного штабного домика форта, где разместилось обозное сопровождение. Комнату префекта освещали два светильника на треногах. Над квелыми язычками огня уже кружились стайки мошкары.

Катон пожал плечами.

– Только что заступила первая смена караула. Дадим человеку хоть немного времени на сборы.

Макрон пробурчал что-то невнятное и, припав спиной к стене, сложил на груди руки.

– Что слышно об Осторие?

Минул день после того, как генерал на совещании лишился чувств. Никаких официальных объявлений сделано не было, но по лагерю поползли слухи, что верховный, мол, грохнулся замертво. Набор причин варьировался от перепоя до внезапной смерти от яда, подмешанного лазутчиком Каратака. Катон узнал правду простым способом: посетил штаб Остория и все там разузнал.

– Он жив. Лагерный префект, ссылаясь на хирурга, говорит, что это было нечто вроде припадка. Теперь у него не действует левая половина тела, пострадала и речь.

– Он поправится?

– Хирург не знает. Он дает Осторию какой-то отвар из снадобий с Востока, а еще принес петуха в жертву Асклепию [28]. Уж не знаю, поможет ли.

Макрон нахмурился, недовольный тем, что его друг поставил под сомнение способности богов. Говорить так опасно, думал он. Сам центурион богов в своей жизни никогда не видел, но считал, что на всякий случай дань отдавать им нужно, хотя бы из соображений благоразумия.

Он тихо прокашлялся:

– Ты как думаешь, старик все же оклемается?

– Вот видишь. Ты сам говоришь, что он старик. А это недуг, от которого еще никто не оправлялся. – Катон сложил руки на груди и немигающим взглядом вперился в дверь. – Эта кампания его измотала. Войну против Каратака и его союзников он вел с той самой поры, как пять лет назад стал губернатором – последний его пост, после которого он хотел уйти с государственной службы. Я думаю, перспектива новой войны с Каратаком надломила его. Даже если Осторий пойдет на поправку, то сомневаюсь, что он будет в состоянии командовать армией еще один сезон кампании.

– Что же тогда? Кто возглавит все это дело?

– Старший легат Квинтат. До выздоровления верховного командовать будет он.

– Квинтат? Ты, кажется, говорил мне, что это он стоял за нашим назначением в Брукциум и как раз затем, чтобы от нас избавиться.

Катон кивнул. Квинтат хоть и говорил, что не желает им вреда, но обольщаться не стоит.