Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

Иван Дмитриевич шёл на встречу без особой надежды на какую—либо информацию, надо было изредка напоминать о себе, вдруг, что любопытное прозвучит из уст увальня Сеньки. Иногда такое случалось, хотя в последнее время всё реже. Вспомнилось, когда Ивушка навёл на банду злоумышленников, промышляющих грабежом лавок. Может быть, и без злого умысла, но проговорился, что, мол, Епифан Слепцов сотоварищи начал деньгами сорить, бабам своим платья новые дарить начал, да не простые, а подобные тем, что барыньки носят. Самое главное, что не только «атаман», как заставил своих называть себя Епифан, но и самые неприметные члены шайки, которых главарь держал в чёрном теле.

Несколько дней спустя, Иван Дмитриевич послал агентов проверить достоверность слов Ивушки.

– По существу вопроса я скажу вам следующее, по счастливому или не очень стечению обстоятельств, мне стало известно, что небезызвестный вам Епифан Слепцов…

– Слепой? – Сказал Миша, то ли показывая знания преступного мира, то ли выказывая удивление.

– Совершенно верно, Михаил Силантьевич, тот самый Ивушка, что второй год ускользает из твоих рук, хотя ты клятвенно меня заверял: не пройдёт и недели, как Слепцов будет находиться в холодной.

По выражению лица Жукова Иван Дмитриевич отметил, что щеки того покрылись предательским румянцем.

– Да я, – начал было Миша, но осёкся, увидев поднятую руку Путилина.

– Надеюсь, в этот раз мы с вами не оплошаем, ибо Слепой очень скрытный, вы сами знаете, и поэтому, может, в следующий раз появится не в столице, а где—нибудь в Одессе или Варшаве.

– Иван Дмитрич, – хотел добавить и Орлов, но тоже умолк.

– Я понимаю, господа, ваше нетерпение, но на нашей службе спешка только вредит делу, поэтому постарайтесь в этот раз не допускать ошибок. Более не смею вас задерживать.

Слепой, в миру по документам Епифан Иванов Слепцов со товарищи был взят под стражу без излишенего шума, но спустя некоторое время сотрудники признались, что не всё прошло гладко, как текли слова докладов.

Предводитель шайки грабителей жил на втором этаже маленького деревянного дома в Змеином переулке, как между собой называли безымянный закуток в районе Коломны. Мишу, как самого младшего оставили во дворе, куда выходили окна комнаты, в которой в тот день почивал Епифан после ночных трудов.

По скрипучей лестнице с пистолетами в руках поднимались впереди штабс—капитан, привыкший в армейской службе к риску, за ним Соловьёв. Вроде бы и сторожились, да разве угадаешь, какая из ступеней вскрикнет более других, а Слепцов, словно чуял, что пришли за ним. Запер дверь на щеколду, и, сквозь зубы выкрикивая обидные матерные слова, выстрелил дважды. Хорошо, что ни в кого не попали револьверные пули. А потом сиганул в сугроб, потом. Как оказалось ногу подвернул, но рванул, хромая по улице так, что Мише было не угнаться. Слепой стрелял в преследователя, но слава Богу, пули прошли мимо, а у Жукова сыграла молодецкая удаль. В последнюю мгновение толкнул Слепцова в спину, тот полетел кубарем, но приземлившись на спину, поворотился к сыскному агенту. Перед Мишиным лицом мелькнуло воронёный ствол и такое громадное отверстие, что на сердце похолодело, раздался сухой щелчок. Закончились патроны в барабане, из неудобного положения предводитель шайки запустил револьвером в Мишу, который уклонился и со всего размаха впечатал кулак в рябое лицо преступника. Епифан по—бабьи взвизгнул и обмяк. Здесь подоспели штабс—капитан с агентами.

Уже потом, когда в трактире Миша залпом выпил стакан пшеничного вина, пришло успокоение и перестали дрожать зубы и руки.

Ивушка проживал недалеко от Казанской улицы в Новом переулке, в доме господина Брюна, построенного лет тридцать тому, но не утратившего блеска и даже фасад не потемнел от бесконечных петербургских дождей.

Путилин прошёл вокруг дома, несколько раз украдкой озернулся, не хотелось подводить под «монастырь» Ивушку, в определённых кругах столицы не поощряли общения с представителями полиции, в особенности в сыскным отделением. Могли и дырку в коже сделать. Нравы были не джентельменские.

После того, как Иван Дмитриевич убедился, что никем посторонним не замечен, скользнул в неприметную дверь, выкрашенную в цвет дома, спустился на опять ступеней вниз, прошёл по тёмному коридору и толкнул низенькую дверь, которая с противным скрипом отворилась, открыв взору сыскного начальника просторную светлую комнату с довольно старой, но сохранившей изящество мебелью, то ли купленной у старьёвщика, то ли выброшенной за ненадобностью каким—нибудь богатым человеком.

Сенька, хоть и был частым гостем тюремных заведений, но предпочитал на воле жить в уюте. Когда не имел постоянной женщины, нанимал себе работницу, что не только занималась готовкой, но и убирала комнаты Иевлева. Ивушка жадным не был, платил приходящей щедро и никогда в своё жилище собратьев по ремеслу не водил, считая дом на английский манер, не только местом жительства, но и крепостью, которая подпитывает в тяжёлые минуты.

– Здравия желаю, Иван Дмитриевич! – Губы Сеньки расплылись, но взгляд говорил, что улыбка неискренняя, какая—то натужная, словно приход сыскного начальника вызывает больше беспокойства, нежели приятных минут.

– Здравствуй, Семён! – Путилин осмотрелся, положил трость и шляпу на невысокий столик у входа.

– Весьма рад посещению, – Иевлев засуетился, – может, чаю? – И он указал на полуведёрный самовар, с вьющимся белым дымком над трубой.

– Не откажусь, – начальник сыскного отделения подошёл к столу, отодвинул стул с резной прямой спинкой.

– Может, что покрепче? – Сенька потёр руки.

– Пожалуй, позволю себе отказаться. Сегодня на доклад, – Иван Дмитриевич кивнул головой, скосив глаза к верху.

– А я себе позволю, – через некоторое время на столе появилась тарелка с расстегаем, свежими бубликами, а перед Путилиным изящная чашка на тарелке.

– Спасибо, – Иван Дмитриевич положил в чашку маленький кусочек сахара и помешал ложечкой.

Повисла пауза, никто не хотел первым нарушать тишину, только Ивушка крякнул и с шумом потянул носом воздух после выпитой рюмки.

– С почином!

– Благодарствую, – произнёс Иевлев.

– Вижу, жизнь налаживается? – Путилин поднёс к губам чашку.

– Вашими молитвами.

– Если бы моими, ты давно бы бросил ремесло вольного охотника.

Правая бровь Ивушки поползла вверх, словно он удивился словам сыскного начальника.

– Иван Дмитрич, я же…

– Знаю, что хочешь сказать, знаю, так что не трудись подыскивать праведные слова, всё равно не поверю.

– Иван Дмитрич, – с укором в голосе сказал Сенька.

В отношениях этих двух людей была некая игра в догоняющего и беглеца. Однако несмотря на такое положение,. Путилин хорошо относился к Иевлеву, но спуску не давал, когда того ловили на «горячем». А ежели была нужна помощь, то никогда не отказывал.