Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

Капитан—лейтенант удовлетворённо хмыкнул.

– Так о какой помощи идёт речь?

– Преступник проживает в купеческой части.

– Купеческой?

– Именно, там, где квартальным надзирателем коллежский секретарь Лузиков.

– Евдоким Петрович?

– Совершенно верно.

– Так всё—таки что вы ждёте от меня?

– Сможет ли господин Лузиков обеспечить конфиденциальными сведениями об одном семействе, но так, чтобы ни одно ухо не услышало?

– Когда речь идёт о государственных делах, подчинённые мне чиновники рта не откроют без моего позволения.

– Прекрасно.

– Я вызову Евдокима Петровича и распоряжусь, но кто всё—таки преступник?

И это обсудили в сыскном отделении и решили, что утаивание сведений от полицмейстера может навредить делу.

– Не буду скрывать, сын господина Юнгера.

– Начальника почтовой конторы?

– Да.

– Дела, – на лбу Петра Николаевича выступили капельки пота, – Фёдор или Николай? – Глаза неотрывно буравили сыскного агента.

– Фёдор, – просто сказал Иван Иванович, не давая понять полицейскому начальнику, что слегка удивлён.

– Старший.

– Простите. Что?

– Я говорю, старший сын господина Юнгера Фёдор.

– Ах да.

– Убийца, – пальцами дёрнул за кончик носа. – Кто бы мог подумать? Вот до чего доводят вольнодумные мысли \и университетская учёба.

– Вы хорошо знаете господина Юнгера?

Полицмейстер помедлил с ответом.

– Юнгер – наш почтмейстер, а мне по службе положено знать чиновников города, – медленно произносил Пётр Николаевич, видимо обдумывая каждое слово, но всё—таки прикусил губу, поняв, что тогда должен знать и семейства, в том числе и детей, а ведь… Далее мысль не шла, только становилось муторно на душе, а вдруг… И это вдруг может сломать налаженное размеренное течение жизни. – Юнгер – глубоко порядочный человек, исполнительный, но вот о его детях ничего путного сказать не могу, ибо выдел их всегда мельком. Я думаю вам более поможет в этом деле квартальный надзиратель Лузиков, он, как говорится, ближе к земле и знает обывателей квартала лучше, чем кто бы то ни было. На счёт помощи я распоряжусь, – и быстро добавил, увидев, что столичный сыскной агент собирается что—то сказать, – о сохранении тайны не беспокойтесь, – и взял со стола колокольчик, раздался мелодичный приятный слуху звук.

На звон колокольчика явился подтянутый слуга, видно из бывших флотских.

– Терентий, распорядись, чтобы вызвали ко мне господина Лузикова.

– Слушаю.

– Пока прибудет квартальный, может быть чаю?

– Благодарю, с превеликим удовольствием.

После чая с пирогами, которая приготовила самолично хозяйка, жена Петра Николаевича, после разговора с квартальным надзирателем, когда полицмейстер хмурил брови и начальствующим тоном, не терпящим возражений, сперва отчитал квартального, а потом указал на надворного советника сказал:

– Слушать, как самоё меня, и оказывать всяческое взаимопоможение.

Лузиков продолжал молчать, когда покинули дом полицмейстера, бросал исподлобья взгляды на столичного чиновника, прикусывая губу.

– Евдоким Петрович., разрешите вас так называть*

– Я не возражаю.

– Евдоким Петрович, не хочу, чтобы с первых минут между нами не пробежала чёрная кошка, и не возникло недопонимания, – квартальный, молча, внимал надворному советнику, – я приехал в Кронштадт с целью поимки преступника, а точнее убийцы, которого мы разыскивали не один день. И мне не хотелось бы, чтобы у вас складывалось превратное впечатление. Мы нуждаемся в вашей помощи, вы, как никто другой, знаете жителей квартала и можете помочь в изобличении преступника. Рассказать о каждом, кто нас интересует и поверьте, нам, сотрудникам сыскного отделения, не столь важно, кому достанутся лавры победителя, нашей основной целью является задержание преступника и отдание его под суд, который определит приличествующее злодеянию наказание.

– Извините, не запомнил вашего имени—отчества.

– Иван Иваныч.

– Простите, Иван Иваныч, постараюсь, чтобы между нами не пробежала чёрная кошка.

– И на том спасибо, – совсем тихо прошептал надворный советник, понимая, что особой помощи ждать не приходится. Главное, мелькнуло в голове, чтобы помех чинино не было.

Титулярный советник прошёл по Бочарной. В этот час она пустовала, не взирая на то, что на пересечении с Высокой улицей стояла портерная. Первым делом Василий Иванович поговорил с агентом, который в этот час следил за домом господина Юнгера.

– Никаких происшествий, сидит Фёдор дома, как сыч, и никуда носа не кажет.

Тоже самое сказал Лёва и добавил:

– Время впустую тратим.

Потолкался в почтовой конторе и понял, что ничего узнать не суждено, ибо у всех сотрудников господин Юнгер пользовался уважением.

Уже поздним вечером, когда обменивались новостями, Назоров сказал надворному советнику:

– Пожалуй, Жуков прав, стоило задержать Мякотина и на сутки в одиночную камеру, чтобы мысли прояснились и тогда не допрос.

– А если он окажется крепким духом?

– Ой ли, Иван Иваныч, они смелые, когда перед кем—то форс держать надо и пренебрежение показывать, а когда мысли гложут от того, что не понимаешь происходящее, тогда и язык развяжется и поведает обо всём.

– Может быть, так оно и есть, всё—таки завтрашний день потратим на наших юношей.

– Ничего такая слежка не даст, только день потеряем, – пробурчал Назоров, – ну, встретятся они тайно ещё раз, ну и что? Мы не знаем, о чём они беседуют, мы не знаем, их планов. Что они достанут из тайника нож, которым отрезали голову, и будут прятать? Так что мы хотим от них получить?

Доводы, высказанные Василием Ивановичем, ранее приходили в голову, но надворный советник не решился озвучить при Путилине.

– Хорошо, завтра постараемся узнать, как можно больше о наших подозреваемых, и запросим Ивана Дмитриевича о разрешении задержать их.

– Юнгер же…

– Обойдёмся в телеграмме без имён.

К тому же пришёл и Путилин, пожалел, что отправил двух толковых чиновников по поручениям и трёх агентов в Кронштадт, но отправлять телеграмму посчитал преждевременным. Утро вечера мудрёнее, как говорится, даст Бог день, даст и пищу.

Иван Дмитриевич, войдя в дверь сыскного отделения, продиктовал текст телеграммы, которую надо было отослать в Кронштадт надворному советнику Соловьёву.

«Завершайте дела, жду Вас со спутниками на Большой Морской».

– Что ж, – причтя текст, произнёс Иван Иванович, – так тому и быть.

Возникла только одна трудность, чтобы задержанные не встретились и не смогли переброситься парой слов. Решено первым арестовать Венедикта Мякотина и сразу же первым пароходом отправить в столицу, тогда не будет ограничены сыскные агенты во времени и не надо спешить.