Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Зачем? – брови Путилина взметнулись в верх. – Ведь колеся по империи, он мог избавляться от них?

– Опасался быть пойманным.

– Тимофей Игнатьич, – Путилин откинулся на спинку кресла, – странный вообще Шустов человек, денег получил много, а сам жил, как босяк и у вас брал копейки. Не находите странность в его поведении?

– Чужая душа потемки, – глухо сказал арестованный.

– Вполне возможно, а почему вы решили потратить деньги, не принадлежащие вам?

– Шустова давно не было, вот я и решил воспользоваться ими.

– Как давно?

– С год. Наверное.

– Странно, а я знаю, что дней десять тому Григорий был у вас и вы отвалили от щедрот аж три рубля медяками. Не так ли?

Синельников метнул неприязненный взгляд в Ивана Дмитриевича.

– И не скажите, как такой босяк, как Шустов, познакомился с Прекрестенским?

– Вы у него и спросите.

– Непременно спрошу, тем более он жаждет встречи с вами. Так устроить ее или нет?

– Я расскажу, как дело было.

– Вы записываете, Иван Иванович?

– Да, – коротко ответил Соловьев.

– Три года тому пришел ко мне Шустов и предложил ограбить одного человека, как впоследствии оказалось отставного поручика Прекрестенского, у которого был капитал и часть из него он носил в портфеле при себе. Он какие—то проворачивал дела, вот ему наличность и была нужна…

– Тимофей Игнатьич, так дело не пойдет, – перебил Синельникова Путилин, – вы говорили, что хотите правду рассказать, а сами басни рассказываете. Если хотите представить Шустова главным, то что—то голова у него не больно уж думающая, так где красненькую, где полсотни стащить, это он мастер, а чтобы пригласить человека, притом бывшего офицера, съездить за город. Нет у него дара убеждения, не находите?

– Вам виднее.

– Вот именно, не хочу вас расстраивать, но все против вас. Вы думаете, не найдены люди, которые засвидетельствуют, что вы были знакомы с Прекрестенским, тем более, имеется упоминание о вас в бумагах убитого. Процентные бумаги тоже свидетельствуют против вас. Какой же вор отдаст добычу ничего несведущему человеку, который оказался на месте преступления? Я начинаю рассказывать вам, как разумному человеку, что многое против вас и вы думаете, как воспримут господа присяжные ваш рассказ, сравнивая сидящих на скамье подсудимых Шустова и Синельникова? И кого они определят в зачинщика и организатора убийства поручика? Может, вы хотите подумать?

– Нет, – руки Тимофея дрожали и он вцепился в колени, – не надо. Я думал три года, никчемный был человечишка Прекрестенский, жадный, завистливый. Кто ж в сознании поедет за город с кучей денег? У него в глазах цифирки бегали, а не разум.

– Да. – сперва Тимофей сжал зубы, но потом продолжил, нос стал острым и на лице появилось злое выражение хищного зверька, – как он хрипел, когда я. – он поднес руки к глазам, – этими вот руками затянул веревочку на шее. Была б возможность, я повторил бы еще, – и прикусил язык, все о чем думал и хранил в глубинах памяти вылилось желчно и зло.

Путилин сидел за столом. Часы пробыли двенадцать, пять минут тому Синельников был вновь препровожден в камеру. Сидели молча, Соловьев так и остался за маленьким столом, только отложил в сторону перо. Не хотелось ничего, даже четверть часа вдруг возникшее желание пригубить горячего чаю, исчезло также внезапно, как и пришло.

В дверь раздался стук, Иван Дмитриевич только посмотрел на нее, но не произнес ни слова.

– Разрешите, Иван Дмитриевич, – на пороге возник штабс—капитан Орлов, с усталым видом и грустными глазами.

Путилин только кивнул головой на стул, мол, слушаю.

– Я знаю убийцу с Курляндской, но не знаю, как к нему подступится.

Иван Дмитриевич нахмурился, что на переносице сошлись брови.

– Я понимаю, что вы хотите его арестовать без излишнего шума.

– Да, я не хочу, чтобы кто—то пострадал, ведь при нем всегда находится оружие.

– Тогда поступим так, – Путилин навалился грудью на столешницу, – вызовет ли подозрение, если вы, допустим, пригласите этого господина к нам, в отделение.

– Никак нет.

– Тогда пошлите к нему посыльного и пусть к девяти часам… нет, мне не успеть заехать к прокурору, лучше в десять, – поправил себя Иван Дмитриевич, – он будет здесь.

– Надеюсь причину приглашения вы придумаете сами.

– Не сомневайтесь, наш убийца будет вовремя.

– Как ведет себя этот, – Путилин запнулся и вспомнил, – Иволгин.

– В камере, все лежит и не поднимается, даже отказался от обеда.

– Ничего, молодому полезно почувствовать, что такое лишиться свободы, впредь будет умнее. Тогда все, господа, вас больше не держу, чтоб утром были в здравии и отличной форме. Еще один тяжелый день предстоит, отдыхайте, жду вас в восемь часов. Да, Иван Иваныч, отпустите Игнатьева, почитай, пол дня томится у нас.

Утром, первым пришел на службу штабс—капитан и не был удивлен, что Иван Дмитриевич уже в кабинете.

– Позволите? – спросил он скорее для вида, чем для разрешения.

– Заходите, заходите, Василий Михайлович, я, как раз, к прокурору собрался, пока его дела в дорогу не позвали. Нашли, откуда топор?

– Наш убийца не оригинален, начитался, видимо, сочинений господина Достоевского, у дворника.

– Сомневаюсь, – улыбнулся Иван Дмитриевич, – что он вообще книгу в руки берет, думаю, ему кистень больше по душе.

– Может и так, но человек нелюдимый, друзей не имеет, в свободное от службы время дома не бывает, куда уходит, никто сказать не может. Не человек, а призрак.

– Вполне допускаю. Вы проверяли по книге происшествий нападения и грабежи одиночками?

– Так точно, правда, не все могли заявлять, но я сопоставил с нашим подозреваемым и вот, что удивительно, совпадают с днями, в которые он был свободен и ни одного нападения на Петербургской стороне, словно он обходил ее стороной.

– Нет, Василий Михайлович, он не хотел привлекать к ней излишнего внимания.

Я об этом не подумал, хотя, действительно, так. Лишнее внимание ему было не к чему, газеты падки на такие случаи, вот и писали бы о них.

– Совершенно верно.

– И послужной список его у вас?

– Так точно, – штабс—капитан протянул лист синей синей бумаги Ивану Дмитриевичу.

– Посмотрю, пока буду в дороге, надеюсь, к десяти быть здесь.

Прокурор долго расспрашивал Путилина, нет ли ошибки? Таким образом обвинять заслуженного человека нельзя, надо иметь веские причины. Иван Дмитриевич терпеливо объяснял, ни разу не повторился, только изредка бросал взгляд на бегущие стрелки напольных часов, приближающихся ко времени, на которое назначена встреча с убийцей.

Извозчик кутался в шубу, все—таки на улице февраль.