Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

Того же года, ближе к концу июня, дней через пять, как летний Федул на дворы заглянул – пора, мол, серпы зубрить, – прискакали из Коломны никем не жданные вестники. Всполох начался великий: из Седи-Ахматовой орды идет на Москву царевич Мозовша, подходит уж к реке Оке.

Спешно разослал гонцов Василий Васильевич ко всем удельным, повелев садиться на коня и вести полки свои на помощь великому князю московскому. Собрав потом бояр и воевод своих, сказал с гневом и досадою:

– Проспали татар за Окой-то, черти лупоглазые! Где теперь успеть нам? Где воев собрать? Царевич-то ведь не с одним полком пришел. Ведь на Москву хотят поганые…

Бояре и воеводы, понимая всю опасность положения, взволновались не менее своего государя.

– Подогнали, поганые! – кричал воевода князь Иван Звенигородский. – Подогнали, почитай, к самому жнитву! И жить надо и воевать надо. А урожай-то Господь дал какой!

– А им что – сожгут хлеб-то, – мрачно сказал старший из князей Ряполовских и, перекрестясь, добавил: – Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест. Спеши, государь, собрать полков поболе, а мы в Москве, в случае чего, в осаду сядем.

– Нет, воеводы! – вскричал Василий Васильевич. – Не об осаде нам думать, а иттить наиборзо навстречу Мозовше. Яз с князь Иваном Звенигородским все, какие есть, полки поведем, а вы тут конных и пеших собирайте, откуда токмо сможете. Есть еще у меня упование, что царевич Касим поспеет, да и Беззубцев из Коломны силу ордынску задоржит. Спешно к Коломне пойдем. Там же купно с теми двумя заградим на Оке все броды.

Юный соправитель с гордостью любовался слепым отцом, лицо которого горело воодушевлением и отвагой. Хотя великий князь волновался, все же не падал духом, а измыслил, как врага лютого отразить, не пустить его за Оку-реку. Иван вздрогнул от радости, когда отец обратился к нему и спросил:

– А ты, соправитель мой, как мыслишь о сем?

– Яз мыслю так же, как и ты, государь, – быстро ответил Иван и, обратясь к Ряполовскому, добавил: – А что до осады в Москве, то, ежели Бог не поможет, мы в осаду сесть всегда успеем.

Василий Васильевич, одобрительно кивнув на слова сына, громко приказал воеводам:

– Сей же часец, воеводы мои, собирайте полки, а в ночь пойдем на Коломну!

Иван рад был походу и хотя боялся татар, но чувствовал легкость на душе, и все его сомнения, грусть о Дарьюшке и непонятные томления сердца отошли прочь. Снова почуял он в себе воина, когда, выезжая ночью из Москвы, скакал рядом с колымагой отца, позвякивал кольчугой и оружием.

Полная луна стоит высоко, заливая белым, чуть синеватым сиянием все небо и землю. Едва проступают кое-где крупные звезды, а мелкие и Млечный Путь совсем растаяли в светлом тумане. Иван, качаясь в седле, слушает мерный топот коней, гулкий и отчетливый среди ночного безмолвия, и думы идут к нему со всех сторон сами, безо всякого толка и порядка. Покоен он и верит: не пустят они татар за Оку, и не то что Москвы, а и Коломны даже не видать басурманам, как своих ушей. Не заметил Иван, когда войска и двор их очутились у самой Брашевы.

Короткая летняя ночь побледнела, замутилась, а на востоке по всему небу заиграли розовые отсветы, и вдруг сразу брызнули багрецом и золотом все верхушки могучих деревьев. Ясней и ясней из белесых сумерек выступают огромные стволы сосен и елей. Обозначаются просеки и тропки лесные, идущие направо и налево от главной дороги, посвистывают и щебечут проснувшиеся птицы.

Когда совсем рассвело, меж деревьев, в боковых узких просветах, увидел Иван телеги со всяким скарбом, коров и овец, мужиков и баб, пробиравшихся с детьми в глубь лесных чащоб и дебрей. Замер он и, вспомнив знакомое ему, обернулся к Илейке, ехавшему рядом. Тот в ответ на немой вопрос юного государя крикнул хриплым голосом:

– Сироты бегут!

Иван все понял. Молча поскакал он к отцу, но его обогнали конники из передового отряда.

Постепенно остановилось в бору все войско великих князей московских, и воеводы окружили обоих государей. Стало известно, что татары уж близ берега Оки, что не успеть войскам заградить броды, а в других местах – помешать врагу переправиться вплавь о конями и на плотах.

– Ништо нам, государь, не изделать, в Москве затвориться со всеми полками надобно, – сказал князь Иван Звенигородский.

– Стены-то каменные, выдержат, отсидимся, – поддержал воеводу боярин Семен Иванович, что вместе когда-то с княжичами бежал от Шемяки из Сергиевой обители к князьям Ряполовским.

Заговорили и другие. Иван слушал их, взглядывая иногда на отца. Василий Васильевич молчал, и лицо его было хмуро и неподвижно.

– Приказываю так: иттить нам назад, но доржать на собе татар, – сказал он наконец громко и, обратясь к воеводам, сурово добавил: – Посему князь Иван Звенигородский поведет всю силу, которая с нами. Яз же токмо со стражей к Москве поспешу, к осаде готовиться да рать собирать на ордынцев надо.

Когда тронулась колымага, Василий Васильевич повернулся вполоборота назад и четко прокричал воинам звонким своим голосом, слышным, как всегда, далеко:

– Да хранит вас Господь, да поможет в Москву вборзе вернуться! Отсидимся в Москве-то!

Воротившись в Москву вечером накануне Петрова дня, Василий Васильевич, хотя время было позднее, к ночи уж, послал за митрополитом Ионой.

Княгиня Марья Ярославна с детьми младшими уже спала в своих покоях, и встретила обоих государей – сына и внука – старая государыня Софья Витовтовна. Василий Васильевич рассказал ей о положении дел на Оке-реке и просил остаться на совещании с владыкой. Иван во время разговора отца с Софьей Витовтовной все время глядел ей в лицо, и вспомнился ему разговор бабки с татарским сотником Ачисаном. Изменилась она с тех пор, постарела, сморщилась вся, как печеное яблоко, но губы и глаза были прежние, придавая всему ее облику твердость и силу…

«Восемьдесят лет уже бабке, – думает Иван, – а стоит вон она прямо, и все та же в ней сила…»

– Иванушку-то с собой возьми, – говорила она сыну, – расставаться вам не надобно.

Она еще хотела что-то сказать, но старик Константин Иванович, вбежав в покои, доложил о приезде митрополита и Ефрема, архиепископа ростовского.

Все пошли в сени навстречу митрополиту. Иона, как всегда, был величав и спокоен. Иван, приняв от него благословение, отошел несколько в сторону и жадными глазами следил за лицом Ионы. С детских лет, с первой встречи с этим могучим и добрым стариком, Иван привязался к нему. Владыка такой же властный и строгий, как бабка, но глаза у него иные: они все видят насквозь и все понимают без слов.

В трапезной все молча сели за стол, выслушав только краткую молитву владыки. Призваны были еще князья Ряполовские, бояре и воеводы великих князей из тех, которые в это время в Москве случились. Первым заговорил Василий Васильевич, сказав, что страху большого у него нет от скорых татар.