Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

– Да, государь, с князем Иваном и Федором Васильевичем.

– Добре, добре, – молвил великий князь, – садитесь, думати будем о Вятке. Своевольничает вельми. Воеводы-то наши Перхушков, князь Горбатов да князь Семен Ряполовский ни с чем прошлый год вернулись, норовили вятичам! Бают, посулы с них брали, сучьи дети…

– Государь, отпусти на сей раз князя Ивана Юрьича Патрикеева, – предложил Иван. – Видал яз его под Коломной – храбр он и скорометлив. А про Перхушкова-то и князя Горбатова, может, бают напраслину. Может, просто Бог им ума и сметливости не дал.

Василий Васильевич, нахмуря брови, долго молчал, потом сказал:

– Может, право ты мыслишь, Иване, не корысть тут, а немощь разума. Токмо все едино веры у меня в них нет.

– И у меня нет, – согласился Иван, – не надобны государям такие воеводы, из-за корысти ли их, воровства или неразумия – токмо вред и зло государству, а государям бесчестье.

– Ин пусть будет по-твоему, Иване, – опять помолчав, промолвил Василий Васильевич, – отсылаю яз на Вятку Ивана Юрьича, а с ним вместе Ивана Иваныча Ряполовского, воеводу нашего. – Обратясь к другому сыну, он добавил: – А ты, Юрий, пошто молчишь? Ратное дело добре ведаешь…

– Яз, государь, – живо откликнулся Юрий, – со всем согласен, токмо бы еще князя Димитрия Иваныча с ними отослал. Добре он те места знает…

– Разумно все сие придумано! – весело воскликнул Василий Васильевич. – С Богом, воеводы, с Богом все трое на Вятку! Град сей был правой рукой у Шемяки проклятого, а ныне у Новгорода… Идите, воеводы, соберите многую ратную силу и с Божьей помощью руку сию у Новагорода отсеките.

Встали воеводы и, простясь со всеми, вышли из княжой опочивальни. Но Иван, сделав знак брату, остался. Васюк стал раздевать Василия Васильевича, снимая с него сапоги.

– Ко сну пора мне, дети мои. Идите. Помолюсь яз да опочину, – сказал Василий Васильевич и, позевывая, спросил: – Скажи мне, Феденька, ведь ученый ты, верно ли, что скоро солнце и месяц гибнуть почнут? И к чему сии знамения небесные?

– Истинно, государь, будет сие, – ответил Федор Курицын. – Писано о сем в святцах булгарских с семерочисленником, что отцу Лександру един инок булгарин со своего списал. Сказано тамо: «В лето шесть тыщ девятьсот шестьдесят восьмое, [160]июня в восемнадцатый день, почнет Солнце гибнуть…»

– Попы бают, светопреставление будет, – заметил Василий Васильевич.

– В святцах тех булгарских, – возразил Курицын, – показано, что и ране сего солнце много раз затмевалось и после много раз затмеваться будет. Те же затмения, что ранее бывали, в те часы свершались, кои в святцах впредь исчислены были. О светопреставлении же ништо там не указано, ибо никто о сем не ведает и ведать не может.

– Дозволь мне, государь, – заговорил Иван, – не о небесных, а о земных знамениях тобе молвить.

– Сказывай, Иване.

– Слухи есть, что не токмо Седи-Ахматовы татары зло нам готовят, а и сам царь Золотой Орды Ахмат, сын Кичи-Ахматов, на Русь подымается. У Юрья о сем спроси – он ведает.

Василий Васильевич недоверчиво усмехнулся.

– Какая сорока вам на хвосте носит?

– Мне, – горячо заговорил Юрий, – царевич Касим сказал. У него степные дозоры за последнее время часто видят, как послы и гонцы в Большую Орду снуют, из Орды – тоже. Лазутчики же его бают, что Великий Новгород руку к сему прикладывает.

– И яз так мыслю, – вмешался Иван. – Что за щитом новгородским Польша и Литва прячутся.

– Истинно сие, истинно, – подхватил Федор Курицын, – давно отцы наши духовные твердят, что папа римский в Орде своих бискупов да лыцарей у царя ордынского доржит, они послы его и соглядатаи. И нас латыняне хотят погубить, ежели не унией с помощью новгородцев, то силой татарской!

Иван, сдвинув брови, сказал:

– Пока Новагорода не покорим, сия гроза висеть будет. В Новомгороде же, яз мыслю, черные людие и сироты повсеместно за нас будут – все хотят под Москву православную и латыньства не примут. Токмо бояре, купцы да князи ради корысти и господства на всякую ересь и на воровство пойдут.

Замолчали все. Василий Васильевич задумался, застыв неподвижно, и лицо его, как у всех слепцов, казалось окаменевшим. Но вот губы его дрогнули усмешкой.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – сказал он, как бы размышляя вслух. – Право все вы мыслите, что вороги наши гнездо свое свили в Новомгороде. В сем гнезде осином все зло против нас копится и из него на Русь идет! Прав ты, Иване, сии знамения грозней небесных, ибо идут уж они по земле нашей.

– Псков вот приласкать надобно, – заговорил Иван. – Теснят его немцы и Новгород. У нас токмо ему опора и защита.

– Истинно, сынок, – согласился Василий Васильевич, думая о другом, и продолжал свои мысли вслух: – Надобно мне в сем осином гнезде самому побывать, вызнать все. Ныне у нас в Новомгороде своя рука есть старанием владыки Ионы: ныне ведь он тезку своего, священноинока Иону, в архиепископы новгородские рукоположил. Сей Иона хоть и любит Новгород, а стоит против Литвы, за Москву он. Возьму яз в помощь собе Юрья да дьяка Беду и еще Андрея большого, дабы при мне все время вместе с Васюком был. Там же есть еще верный наш дьяк Степан Бородатый.

– А для охраны? – спросил Иван.

– Федора Васильевича Басёнка возьму с его конниками, сотни три хватит, – миром ведь идем. В Москве же ты, Иван, меня вместо с владыкой Ионой останешься, и Федор Курицын с тобой для совета.

– Государь, – воскликнул Иван, – ты токмо вести всяк день мне шли, дабы яз готов был к тобе борзо пригнать! Мы же с Юрьем так дозоры и заставы нарядим, что враз, как надобно будет, многие полки конные пригоним, тобе в помочь.

Среди зимы тысяча четыреста шестидесятого года, в первых числах января, великий князь Василий Васильевич послал гонцов в Новгород с вестью, что он едет в вотчину свою «миром», дабы поклониться древним святыням новгородским. Выехал он вместе с сыновьями своими Юрием и Андреем, с дьяком Бедой и Васюком. Ехали они все в большом возке, окруженные лучшими конниками во главе с любимым воеводой государя Федором Васильевичем Басёнком.

Ехали не торопясь, оставляя в разных местах небольшие дозоры и вестников, как это было намечено князем Юрием вместе с Иваном. Все ж двадцатого января они были уж у Новгорода.

– А скажи, Василь Сидорыч, – обратился князь Василий к дьяку Беде, – как, по-твоему, в сем осином гнезде гудеть ныне будут?

– Гуденье их все то же, государь, – ответил дьяк, – вся господа их к Литве и Польше гнет, под круля польского хотят. Особливо же зло на Москву мыслят из бояр: Борецкие, Селезневы, Сухащевы, Арзубьевы, Своеземцовы. У Своеземцовых-то, опричь иных имений, весь Важский уезд вотчина…