Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

– Завтра на рассвете яз в Москву еду, – говорит он, – а ты заверши тут все, что надобно, и возвращайся с полками борзо. Вези и товары. Христиан же всех на волю ослобони. Мы тобя с отцом ждать будем.

В Москве все уже было известно. С ночи еще прискакали конники к Василию Васильевичу с вестью о победе над татарами под Зарайском и о скором возвращении Ивана. Готовили москвичи торжественную встречу юному победителю. Сам митрополит Иона, невзирая на свои немощи, с утра во главе всего духовенства ожидал любимца своего.

– От детских и отроческих лет знаю государя нашего, – говорил он окружавшему его клиру в Архангельском соборе. – Божьим перстом отмечен он, и помяните слова мои, будет он великим государем. Одарен бо и силой телесной, и силой духовной, и разумом, как никто из ведомых мне государей из прежних и из нынешних. Верую аз, грешный, – начертал ему Господь становить Русь великую и вольную, быть ему первым вольным государем.

Торопливо вбежал церковный служка и крикнул:

– Дозорны бают, едет! Из дозору признали!

И враз загудели колокола во всех церквах. Владыка с клиром вышел из храма, направляясь к Чушковым воротам. [159]За полверсты от Кремля встретила Ивана стража Василия Васильевича во главе с начальником своим. Скакал Иван среди кремлевских конников, и весело было у него на сердце. Слышны были отдаленные звоны церковные, и радостный, сияющий полдень в полном блеске своем стоял уж над расцветающей весенней землей.

Думал молодой государь о победе своей и о том, что славно все он измыслил и еще славнее исполнил; думал и о Марьюшке, и о Ванюшеньке, и о скорой встрече с ними и с Москвой всей. Но более всего то его радовало, что знал он, как лучше бить и преодолевать степных конников.

– Обходы, обходы, – шептал он, – вот оно, главное-то. Да еще многие дозоры и вестники, непрестанно вестники…

Думал он и о том, что всегда надобно, как бабка говорила: «Семь раз отмерь, один раз отрежь…»

– Ежели отрезать, то уж совсем напрочь! – сказал он вслух и рассмеялся.

У Чушковых ворот встретили Ивана клиры церковные, бояре и воеводы с полками из заставы московской, и посадские черные люди и сироты.

«Ура! Ур-ра!» – не смолкали кругом крики народа, пока шел Иван рядом с владыкой, впереди клира церковного, к собору Михаила-архангела. Здесь встретил его на паперти князь великий Василий Васильевич и, заплакав от радости, всенародно обнимал и лобызал сына своего и соправителя.

Молебен благодарственный за победу и о здравии государей и воинов служил сам митрополит Иона и произнес потом слово похвальное юному государю, закончив его так:

– Удостоил мя Господь дожить до славы твоей, Иване, когда ты настоящим государем становишься. Вся Русь тобе земно кланяется – и не токмо большие люди, а наипаче посадские черные люди и сироты, а Святая церковь тя благословляет. Аз, многогрешный, ныне же заложу для-ради похвалы твоей церковь каменную – Похвалу Пресвятыя Богородицы, приделаю к алтарю соборныя Пречистыя, возле южных дверей.

Когда Иван, поздоровавшись с матерью, поспешно прошел в хоромы своей княгини Марьюшки, забыл он о всех делах и успехах своих. Будто сомкнулся для него весь мир в этих покоях, где Марьюшка и маленький спящий Ванюшенька теплой, сладостной лаской и негой переполнили его сердце.

– Никогда яз не вкушал такой радости, – говорил он, обнимая свою юную супругу, – не вкушал, Марьюшка, счастья подобного.

Никуда не захотел идти отсюда Иван; тут и обедал он, тут и почивал с семейством после трапезы. Все же пробудился он ото сна в надлежащий час и пошел в свой покой, куда вызвал к себе молодого подьячего Федора Васильевича Курицына. Сидя на любимом месте, возле самого окна, он с увлечением и жаром рассказывал другу своему о битве с татарами.

– Яз, – говорил он, – еще в Москве, как токмо весть о татарах пришла, вспомнил враз Оку-реку, что дугой к Москве у Коломны выгнулась, и все мне понятно стало.

– Она, Ока-то, словно водяной ров возле града, – подтвердил Курицын. – Коломну бережет и к Москве путь пресекает.

– Сие давно ведомо, – прервал его Иван, – токмо главного-то наши воеводы не разумели: Коломна-то у самой верхушки сей окской дуги. Вот оно что!

– Все воеводы наши тут всегда у всех переправ и бродов стояли и не пущали к ним ордынцев, а ежели…

– И сие все ведомо, – опять прервал Курицына юный государь, – а надобно было не токмо не пущать татар, а в дугу сию речную их загонять да обходом потом с тылу их бить. Когда же яз о сем с воеводами баил, усмехались они, но ослушаться не смели. Тогда вызвал яз брата Юрья, в ратных хитростях весьма скорометливого, и поведал ему все. Юрий же, хвалу мне воздав, придумал еще не токмо теснить татар к Коломне, а и хитростью манить их, якобы отступая с боем пред силой татарской. Когда же все сие свершилось, татар мы, яко рыбу в сеть, загнали, то и Басёнок и Стрига нас похвалили. – Иван помолчал, думая о военных делах, и добавил: – Мыслю яз так: перво-наперво надобно всю окрестность знать, где бой принимаешь; засим надобно вражьи полки с боем на те места манить, где нам выгодно, и там их доржать; самим же в обход главной силы идти, где можно, дабы потом в тыл ударить.

– Велик ты, государь, в военных деяниях! – взволнованно воскликнул Курицын. – Велик ты на воеводстве, как и в хитрости государствования! Несть государя нужней для Руси, чем ты!..

Иван протянул руку другу своему, а тот горячо облобызал ее.

– Прав ты в едином, – сказал Иван, – хитрость государствования и хитрость ратная схожи, ибо рать токмо частица государствования: либо защита, либо ускорение замыслов государственных.

– Верно, – пылко отозвался Федор Васильевич, – нам рати надобны, дабы отбиться навсегда от татар.

– А для сего перво-наперво всех ворогов у себя на Руси истребить, дабы силой всей русской на татар идти.

Они замолчали, каждый отдавшись своим думам.

Постучав в дверь, вошел молодой воевода Иван Юрьевич Патрикеев. Иван обрадовался двоюродному брату, которого еще более полюбил после боя под Коломной за храбрость и сметливость в ратных делах.

– Что поведаешь, брат мой, – по-семейному встретил его Иван, – садись подле меня. Как здрав?

– Бог милует, а ты как здрав?

– Ну и меня милует. Садись ближе, сказывай.

– Государь кличет тя на думу о Вятке. Своевольничает Вятка-то… Меня отсылает государь.

Иван радостно усмехнулся, подымаясь со скамьи.

– Государь и без очей все видит. Всегда он чует, где зло против нас, – молвил он и, обратясь к Курицыну, добавил: – И ты иди с нами думу думать.

В опочивальне у великого князя уже сидели за столом второй сын его, князь Юрий, и воевода князь Димитрий Иванович Ряполовский.

– Ты, Иване? – спросил Василий Васильевич.