Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

– Яз мыслю, – начал он деловито и сухо, – полки наши вдоль берега так поставить, дабы при всех случаях в любом месте реку перейти могли и в тыл поганым зайти. Ведомо вам, что ордынцы пуще всего страшатся, дабы от Поля их не отрезали.

– Верно, верно, государь, – заговорили кругом. – Татарин-то силен токмо наскоком, а за спину свою боле всего боится…

– Посему, – продолжал Иван, – брату моему Юрью с конниками в Серпухов гнать. Там с воеводой нашим соединиться и берег от Серпухова до Тарусы доржать, высылать непрестанно дозоры, дабы через Калугу и Медынь на Москву не пошли. Сей же часец вестников отпустить к Касиму-царевичу, дабы ему с воеводой рязанским соединиться. О сем же и Рязань упредить. Не пущать рязанцам татар на Муром и Володимер. Мы же из Москвы к Коломне пойдем. Тут по берегу и по Камаринской дороге дозоры рассылать…

Военное совещание длилось около часа, и в тот же день пошли походом войска московские к берегам Оки.

Третий день уж, как Иваном все полки расставлены где надобно, а татары все еще не появляются. Чаще и чаще вестники со всех сторон в Москву приходят, и знает Иван, что ордынцы идут неуклонно к берегам Оки на Коломну, а тут вот медлить вдруг начали.

– Может, о засадах проведали? – волнуется Иван. – Может, они все мои замыслы разгадали и, полон оберегаючи, в Поле хотят уйти неприметно? Проспит их воевода рязанский…

Словно в горячке, мечется Иван от нетерпения, гонит вестников одного за другим к брату Юрию и царевичу Касиму – велит им с обеих сторон в тыл заходить татарам, замкнув за ними свои полки, подобно крыльям невода, когда улов ведут уже к берегу. Ведомо ему, что полон у ордынцев велик и богат. Дрожит он от гнева, как подумает только, что уйдут из сетей татары, уведут полон с собой. Мнится ему, что воеводы его неповоротливы и тугодумы, и зол особливо на воеводу рязанского, но в узде себя держит Иван. Боится, чтобы гнев, прорвавшись случайно, не затемнил ему разума, как это у отца не раз бывало, да не смог – заметался в ярости по всему покою, как зверь в клетке.

– Сменить половину хомяков сих жирных! – закричал он. – Заспались они в своих хоромах. Первого рязанского выгнать вон! – Иван затопал ногами и, заметив вошедшего Илейку, разъярился еще больше: – Рязанского, сучьего сына, сей же часец сменить! Сей же часец! Илейка, беги за Ефим Ефремычем! Придет пусть…

Но не испугался старик грозных очей питомца своего и государя, смело молвил ему:

– Ты что, государь, окстись! Кто ж коня в бою переседлывает? И конь твой и ты сам пропадешь!

Затих Иван и сказал, будто подумав вслух:

– Может, они, татары-то, и пото медлят, что полон больно велик. С полоном-то не поскачешь. А о засадах, может, и не мыслят.

– Истинно, государь, – подхватил Илейка, – опричь полона товара у них всякого понаграблено.

– Будь здрав, государь, – крикнул, вбегая в покой Ивана, начальник его стражи Ефим Ефремович, – татар видать! Яртаулы их…

– Откуда идут? – прервал его обрадовавшийся Иван.

– По левому берегу Осетра идут, государь, от Зарайска…

– Гони вестников немедля к князю Юрию и к царевичу Касиму. Начинать, мол, пора, что им приказано. Татар, мол, у Коломны видать. Илейко, коня мне, да пусть воеводы наши в трубы трубят и знамена на рать подымают!

Окруженный стражей, Иван верхом на коне въехал на вершину холма почти у самого берега Оки. Конь о конь стояли с ним воеводы, среди которых был и знаменитый Басёнок, Федор Васильевич. Лицо Ивана было неподвижно и бледно, только лихорадочно горели глаза. Он волновался, но сдерживал себя, и движения его от этого были медлительны, как медлительна и речь его.

– Все же, Федор Василич, – говорил он, обращаясь к Басёнку, – помянем еще раз, как войска у нас расположены, нет ли огрешки в чем-либо.

– Все исполнено, государь, – ответил Басёнок, – как тобе угодно было. От Коломны до Каширы конные дозоры наши, в Кашире полк наших воев, от Каширы до Серпухова конные дозоры, а в Серпухове воевода с заставой, а от Серпухова до Тарусы конные полки князя Юрия, брата твоего, и дозоры до Алексина.

– Тут спокоен яз, – медленно заметил Иван, – за Юрьем да за тобой, Федор Василич, как за каменной стеной. За Рязань страшусь, не ведаю добре яз заставы рязанской, и в воеводу веры у меня нету.

– Ништо, – вмешался воевода князь Стрига-Оболенский, – ежели воевода замешкается, то царевич Касим подоспеет.

– Касим-то везде поспеет, – подхватил Басёнок, – как птица летает.

– Опричь того, – продолжал Стрига-Оболенский, – у нас конные дозоры до Бела-омута, а там рязанские. За Рязанью же рязанские дозоры по Оке до Усть-Пары, а от Пары до Касимова-градка – касимовы татары.

– Яз, воеводы, до сего часа не сказывал вам, – снова заговорил Иван, – от брата Юрия весть мне была. Он одобряет мой замысел, а опричь того, сам придумал манить татар на Коломну.

– Татары, татары! – увидев пыль за Окой и заглушив слова государя, закричали кругом.

Затрубили трубы, поднялись и заплескались знамена, а конные и пешие воины начали строиться. В пыли показались конники и скачут все ближе и ближе, хотя разобрать, чьи это воины, еще нельзя.

– Дать знать полкам у переправ и бродов, – крикнул Иван, – дабы упредить от бою, ежели сии конники князя Юрия!

Помчались разом вестники от холма во все стороны отдавать воеводам и начальникам воинским приказ государя. Ближе и ближе конники, и видно уже, как плещут на древках их московские стяги. С полного хода пошли у переправ конники вброд и вплавь через Оку. Выходят на берег, тут же разворачиваются боевым строем и становятся плечо о плечо с другими московскими полками. Вдруг громкое «ура!» загремело по всему берегу – воины узнали князя Юрия, спешившего к ставке великого князя Ивана.

Обнялись братья и облобызались, и Юрий говорит торопливо:

– Все сделано, что мной было придумано и тобой, государь, одобрено. Заманил яз татар на Коломну. Часу не пройдет – тут будут. Яртаул же их мы почти весь посекли. Отпусти меня ныне, государь, к полкам моим. Чаю, они по приказу моему уж у Каширы стоят. Велел им, как с тобой решено, от Тарусы и Алексина сюда пригнать.

– С Богом, Юрьюшка, с Богом, – ласково молвил Иван, не отрывая глаз от степей заокских, где далеко-далеко, еле видно, словно дым, опять заклубилась пыль.

Татары напали стремительно, и вдоль всего берега, и справа и слева от Коломны, завязались ожесточенные бои у всех переправ через Оку. Татары прут неудержимо через броды, плывут на конях и, будучи отбиты, но подгоняемые следующей волной степной конницы, снова стремятся к речным переправам. Из степи же мчатся непрерывно конные полки с гиком и криком, с неистовыми воплями и бросаются к реке. Все же бой идет в перестрелках и кое-где только в недолгих рукопашных схватках мелких отрядов.