Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

Иван Васильевич вдруг рассмеялся.

– Что ты, Федор Василич, на мя так глядишь, словно яз разума лишился?

– Дивлюсь, государь, – молвил дьяк Курицын, – не безумию твоему, а разуму! Все ты хитростью своей проницаешь и все на пользу государства своего обратить можешь! И всяк час и всяк часец малый о пользе сей токмо и мыслишь…

– Разумеешь ты думы мои, – молвил государь. – Ну, пиши Юрью-то. Перво: отпустить всех рабов и пленных христиан православных, взятых татарами за сорок лет до нонешнего дни, дабы нигде во всей казанской земле не осталось ни единого православного полонянина, ни единой православной полонянки. Другое: дабы впредь татары не зорили земель наших и полону не брали. Купцов же наших не грабили бы, а купцам нашим торговать бы везде было слободно. Третье: ни с кем – ни с Казимиром, ни с Ахматом, ни с прочими – на Москву зла не мыслить. Мы же Ибрагима оставляем на царстве Казанском, ежели в сказанном нами клянется он на Коране и в докончании своеручно подпишет… – Оборвав на этом, Иван Васильевич сказал: – Дай грамотку-то митрополиту подписать. А ты сам, Федор Василич, скачи с ней в Казань. Помоги Юрию докончание с Казанью покрепче составить. На месте-то ты лучше увидишь. Ежели надобно будет, впиши и о купцах казанских. Дадим, мол, и мы им слободу торговать и ездить в землях наших…

Сентябрьские дни стоят тихие и солнечные, а земля будто дремлет, греясь в теплоте осенней. Летит, золотясь в воздухе, паутина, деревья стоят еще в зеленых уборах, но в высоте небесной, еще синей и ясной, уже курлыкают журавли, а завтра-послезавтра потянут на юг и гуси.

Тишина и перед Казанью. Стоят кругом стен ее плотным кольцом русские конные и пешие воины в полной боевой готовности и ждут. Сдается на полную волю государя московского царь Ибрагим казанский.

Еще тише в Казани. Будто вымер весь город. Тяжко там, ослабели все люди до крайности – нет воды у них. Выпили всё, что можно: все запасы воды, кумыса, съели все сырые овощи и фрукты, пили кровь коней и баранов, и нечего больше пить, а небо ясно, и ни одной капли не упало с голубой высоты.

Но сегодня вся Казань будет пить: люди, кони, бараны, собаки, кошки, гуси и куры, и тихая радость освещает все лица людские. Слышно в тишине, как стучат топоры и ломы русских воинов; ломают они заплоты, которыми была отнята вода у города… Солнце же печет с полуденной высоты и чуть уж начинает клониться к закату.

– Ля илляхе иль алла, Мухаммэд расул алла!

Это призыв к полуденной молитве зухр. Еще больше замерла Казань на молитве. В русских же полках было хотя и тихо, но весело. С радостным подъемом и нетерпением ждали все, когда начнут отворяться ворота городские и царь Ибрагим покорно примет мир на всей воле государевой.

Долго, казалось, тянется молитва зухр, но вот и она, видно, кончилась – дрогнули, заскрипели ворота в стенах и одни за другими медленно стали отворяться. Из них поспешно выскакивали мужчины, женщины, дети и бежали к реке с кувшинами и деревянными ведрами. За людьми мчались к воде собаки и кони, но не было ни криков, ни шума – все живое так истомилось, и ни у людей, ни у животных не было сил делать что-либо, не нужное для утоления жажды…

Вот отворились главные ворота, и выехал из них царь Ибрагим с телохранителями, в сопровождении знатных биков и мурз, одетых в дорогие одежды. Следом за ними на прекрасном, пышно изукрашенном коне ехал сеид.

Князь Юрий Васильевич с братом Андреем, окруженный князьями и воеводами, выдвинулся немного вперед на своем коне. Царь Ибрагим, приблизясь к Юрию Васильевичу, первый сошел с коня и, коснувшись его стремени, произнес:

– Ассалям галяйкюм!

– Вагаляйкюм ассалям! – ответил Юрий Васильевич и тогда только сошел с коня и протянул руку царю Ибрагиму.

Тут же подошел спешившийся сеид, а за ним шли муллы, хакимы и имамы со священными книгами. Сюда же сошлись и толмачи с обеих сторон.

Царь Ибрагим заявил, что отдается на всю волю великого князя московского, и в подтверждение этого, положив руку на Коран, воскликнул:

– Клянусь в сем святым Кораном! Аллах велик, благодарение и хвала ему, милостивому и всещедрому.

Когда кончились священные клятвы, царь Ибрагим, обратясь к князю Юрию, сказал:

– Почтенный князь Юрий, – перевел толмач его слова. – Среди всех возможностей не может быть ничего иного, кроме того, что уже произошло.

Выслушав перевод, князь Юрий Васильевич ответил:

– У нас же в Евангелии сказано: «Ни един волос не упадет с головы без воли Божией».

Окружив своей стражей царя и духовенство мусульманское во главе с сеидом, Юрий Васильевич приказал своим полкам вступать в град казанский и занимать все его укрепления…

Крестовая – домовая церковь.

Поганые – церковное слово, вошедшее в быт и означавшее в старину: неверные, нечестивые, безбожные, некрещеные, а также христиане-иноверцы, еретики.

Красно – красиво.

Столец – табурет.

Летник – женская одежда.

Гульбище – балконы и проходы между ними.

Фряжская земля – Италия.

Приволока – безрукавка.

1445 год.

Тивун, тиун – управитель княжой (дворцовой) волостью, сельский староста и судья.

Нечунай – неучтивен, грубый.

«Ни тебе, ни себе!»

Бродиться – переходить вброд.

Изгоном – стремительно, поспешно, неожиданно для противника.

Тягиляй – толстый стеганый кафтан, употреблялся вместо панцыря для защиты от ранений.

Гостями в старину называли богатых именитых купцов, торговавших не только на русских рынках, но и в чужих землях.

Кончар – длинный кинжал.

Стол – престол.

Улус – вассальное владение, зависимое от хана.

Бакшиш – подарок.

Рушвет – взятка.

Азанча – духовное лицо, выкрикивающее с минарета мечети «азан» – призыв к молитве.

Нет Бога, кроме Бога, а Магомет пророк его.

Собачье мясо!

Намаз – молитва.

Нукеры – телохранители хана и его конная стража.

Салям – привет.

Хазрет – почетный титул.

Очень благодарен.

Счастье.

Тысяча – так называлось воинское подразделение у татар, состоявшее из десяти «сотен».

Мир с тобой.