София Волгина - Век Екатерины Великой

После отъезда матери Екатерины и всех последовавших событий при дворе в жизни Великокняжеской семьи произошло немало перемен. Ея Высочеству полагался придворный штат. По повелению государыни, гофмейстерину графиню Марию Андреевну Румянцеву, кою Екатерина Алексеевна недолюбливала еще со времен, когда та направо и налево сплетничала о ее матери, сразу же после свадьбы отослали к мужу и детям.

Патриот своей страны, канцлер Бестужев – Рюмин старался избавиться от засилья иностранцев во всех сферах деятельности, в том числе и от тех из них, кто состоял при особах Великого князя и Великой княгини. Весной, по рекомендации Бестужева и последовавшему приказу императрицы Елизаветы Петровны, из России отбыли в Германию Бредаль, обер-егермейстер Великого князя, герцог Голштинский Дюлешинкер, его камергер, племянник Брюммера, Краме, его камердинер, состоявший при его высочестве с малолетства, Штелин, учитель истории, и Бастьен, его егерь. Из иностранцев оставались при дворе лишь фельдмаршал Христофор Миних, давно не имевший никакого влияния, и личный лекарь государыни, Иоганн Лесток. У Петра Федоровича вместо бессменных с детства воспитателей, Брюммера и Берхгольца, появился новый обер-гофмаршал – Василий Никитич Репнин. Новый воспитатель не довлел над Великим князем, а находился при нем более как старший товарищ. Великая княгиня же получила от Елизаветы Петровны надзирательницу нравственности, Марию Симоновну Чоглокову, дабы та способствовала выполнению главного долга Великой княгини – родить наследника престола. Обоим – и Петру, и Екатерине – рекомендовалось не вести праздную жизнь, а заниматься устройством своей семьи. Чоглокова слыла добродетельной женой и прекрасной матерью четверых на то время детей. Она обожала своего никчемного, как позже выяснилось, мужа, обер-церемониймейстера Николая Наумовича Чоглокова. Образцовая жена и мать, Мария Симоновна, по представлению государыни, должна была стать примером для Екатерины Алексеевны. Вестимо, сия новость не порадовала Екатерину, а напротив, весьма расстроила, понеже Чоглокова была известна как злая и недалекая женщина. Окромя того, она преклонялась перед Бестужевым, коего Екатерина с трудом переносила, зная, что тот первый настаивал на высылке ее матери. Великая княгиня понимала Бестужева: он хотел окружить ее своими верными людьми, готовыми шпионить за неугодной ему Екатериной, возможно, в качестве мести за то, что невесту для наследника выбрали без его одобрения. Понимала она и государыню: та желала скорейшего рождения внука, хотела видеть в Малом дворе настоящую семью, а не праздную пару, в коей оба живут своей жизнью. Бестужев даже прислал бумагу, где по пунктам было расписано, как должно вести им супружескую жизнь. Екатерина Алексеевна пеняла на инквизиторство канцлера, не зная, что наказ писался буквально под диктовку Елизаветы Петровны, коя, как известно, обретала необыкновенную плодотворную работоспособность, когда у нее возникало желание чего-то добиться.

Между тем, себя Великая княгиня к бездельникам не причисляла: она много занималась языком, чтением серьезных книг, ездой на лошади, охотой и многими другими делами. Другое дело – Великий князь. Подражая жене, он такожде накупил себе книг. Се были лютеранские молитвенники, истории о пиратах и разбойниках на немецком языке. Читал же он их в свободное время, когда не играл на скрипке, а на скрипке он играл постоянно. Были у него и другие развлечения – например, он велел сделать театр марионеток прямо в своей комнате. Петр Федорович любил проводить время в обществе лакеев. Он составил полк из свиты: придворные лакеи, егеря, садовники – всем он вручил мушкеты. Широкий коридор служил им кордегардией. Коли б не обеды и приемы, где он должон был присутствовать, он бы сутками проводил время в оном коридоре.

Великая княгиня не пропускала церковные службы. Петр Федорович, сам намеренно презирая православие, бранил жену за чрезвычайную, по его мнению, набожность.

В июне императрица поехала в Ревель посмотреть морские маневры; племянник и невестка сопутствовали ей. Екатерина Алексеевна с Петром Федоровичем путешествовали в четырехместной карете, принц Август и Чоглокова ехали вместе с ними. Дорога выдалась не из приятных: почтовые дома или станции занимала императрица, остальным же оставались палатки или служебные помещения. Окромя того, все были измучены в отношении обедов, потому как у императрицы не было определенного часа ни для еды, ни для отдыха. Приехав в имение графа Стенбока, что располагалось неподалеку от Ревеля, императрица выехала оттуда на следующее утро с большою торжественностью, желая прибыть днем в Екатериненталь. Во все время путешествия из Петербурга в Ревель Мария Симоновна Чоглокова придиралась к молодому двору со своими церберскими замечаниями на все их высказывания, выговаривая каждый раз, что «подобный разговор не был бы угоден Ея Величеству», и «что оное не было бы одобрено императрицей».

Екатерина, зная нрав своей надзирательницы, всю дорогу спала.

С приездом в Екатериненталь возобновился обычный образ жизни: с утра до поздней ночи все сидели в передней императрицы за азартными играми. Чоглокова была на редкость увлекающимся игроком, посему посоветовала княгине «фараон», в который играли все приближенные подруги государыни. Князь и княгиня Репнины, участвовавшие в поездке и уже познакомившиеся с несносным поведением Чоглоковой в дороге, посоветовали Великой княгине поговорить о ней с графиней Шуваловой и Измайловой, самыми близкими императрице дамами, которые недолюбливали Чоглокову и уже были осведомлены о ее назойливой придирчивости. Большая любительница перемыть чьи-нибудь косточки, графиня Шувалова, усевшись за игрою рядом с Екатериной Алексеевной, сама повела разговор о Чоглоковой. Она сумела так преподнести ее зловредное поведение, что гофмейстерина стала, что называется, всеобщим посмешищем.

Спустя несколько дней после прибытия двора, в Екатериненталь приехал Великий канцлер граф Бестужев вместе с австрийским имперским послом, бароном Бретлахом. Тощий австриец, поправив ленту через плечо, выступил с приветствием, из коего следовало, что его императрица Мария-Терезия счастлива будет заключить союзный договор с российской императрицей. На следующее утро Елизавета Петровна со свитой отправилась смотреть маневры флота, но кроме пушечного дыма никто ничего не увидел. К обеду стало так жарко, что все уже токмо и мечтали об отдыхе в прохладном месте. Вернулись с маневров; к вечеру был дан бал в палатках императрицы, раскинувшихся на террасе. После бала, едва токмо приступили к ужину вокруг бассейна на открытом воздухе, густой стеной хлынул дождь. Промокшие, все весело разбежались кто куда, понеже после такового жаркого дня освежающий дождь оказался весьма кстати.